4 М.Е.Ерин Г.А.Хольный Трагедия советских военнопленных история шталага 326

По утверждению Хольного, к весне 1942 г. из 80 тыс. военнопленных в живых осталось около 10 тыс. Затем военнопленных из вязьменско-го лагеря транспортировали в лагерь № 352 «Масюковщина» под Минском. В нем свирепствовали тиф и воспаление легких. Переболев, едва остался живой. Летом 1943 г. была попытка еще одного группового побега - неудачного. А затем в зарешеченных товарных вагонах отправили в Германию. Еще одна попытка бежать - из вагона. Неудачная. Через несколько дней эшелон прибыл на станцию Хёфель-хоф. Так военнопленный Хольный оказался в шталаге 326 VI К.

    Жажда свободы, вера в жизнь и конечную победу над фашизмом заставляли его рисковать. 20 октября 1943 г. Хольный и его друзья совершили побег из лагеря. Уже стемнело, заканчивалась работа пленных огородной команды, когда Г. Хольный, М. Розанцев, М. Груздев и Н. Езенов несли очередные корзины с мусором туда, где была куча компоста. Поприветствовав по лагерным правилам встретившегося немца-охранника, обойдя компостную кучу и вывалив содержимое корзин, пленные увидели, что, если присесть, то куча скрывала их от охраны на вышке. Решение о побеге было заранее продумано. Было решено бежать, использовав благоприятную ситуацию. Тем более неподалеку, за кустарником, начинался лес. Бежали дотемна. Как потом оказалось - через полигон для испытания танков. На ночевку забрались в самую чащобу лесную. Принимали все меры предосторожности, чтобы не оставить своих следов. Хватились их только после окончания работ, при пересчете огородной рабочей команды. Поиск с собаками не дал результатов. Бежавшие воспользовались порошком от вшей, и собаки не взяли след.

    Однако через 10 дней свободы беглецов задержали на железнодорожной станции и определили в концлагерь «Дора», филиал концлагеря Бухенвальд. Там они работали на подземном заводе, который выпускал «оружие возмездия» - управляемые снаряды «ФАУ-2». «Пустить в утиль» - называли эсэсовцы отправку заключенного в Дору. Обращение с ними было бесчеловечным. Ежедневно умирали в среднем 200 человек. По далеко не полным данным, в Доре погибло 50 -60 тыс. заключенных. И все же в этих нечеловеческих условиях находились люди, организовывавшие и участвовавшие в Сопротивлении: саботаж и побеги. Вскоре абвер «вычислил» Г. Хольного и М. Розанцева, из какого лагеря они бежали, и вернул беглецов в шталаг 326 для «окончательного расчета». После возращения в лагерь комендант сказал оберполицаю Сашке Рыжему: «Они больше не должны жить». И Сашка бил их зверски, бил шашкой плашмя: 25 ударов одному, 25 - другому, приговаривая: «Я знаю, что вы коммунисты». Вдруг он прекратил порку и, свалив обоих ударом ноги в зад, вышел из подвала, прокричав: «В балю их». И вдвоем мылись они в

    

79

бане. А когда пришли в барак, там стоял двадцатилитровый кюбель баланды. «Это вам от Александра Ивановича», - доложил полицейский. И баланда была не общая - поварская. Что это было со стороны Сашки Рыжего? Был ли его поступок только капризом сьггого зверя или и в нем оставалось что-то человеческое?

    Георгий и Михаил остались живыми, до смерти не добили. Потом был подвал штрафного шталага Хемер («Яма»), а затем - каторжный карьер в Изерлоне. Во время допросов один из охранников заявил Хольному: «Я заставлю тебя, студент, работать на фюрера как следует». И заставлял... Долго рубцы на спине не заживали. Благодаря стараниям друзей, вскоре Хольный и Розанцев «умерли» для штрафного карьера и оказались в Дортмунде в обычной рабочей команде. Вот эпизод из жизни в этой команде, рассказанный самим Хольным. На окраине Дортмунда стоял барак военнопленных, работавших на заводе «Клене». Неподалеку находилась небольшая молочная лавка. Ее хозяин - молочник договорился с охраной лагеря и каждый день передавал для военнопленных бидон снятого молока (часто оно оказывалось даже цельным). Это была большая помощь для обессиливших от голода и тяжелой работы людей. Через этого же молочника пленные получали немецкие газеты «для курева». В этих газетах на картах фронтов войны были сделаны пометки, согласно радио союзников. Трудно себе представить, как рисковал наш товарищ! Его звали Отто... Последний побег Хольным и его друзьями был совершен 20 марта 1945 г. из Дортмунда, во время очередной ночной бомбежки. Охрана попряталась в убежище, и совершить побег было уже не так сложно, как раньше. Он оказался удачным. Через десять дней, 29 марта, рано утром беглецы увидели на автобане белозвездные американские машины. Так пришло долгожданное освобождение. Как пишет Хольный, каждый удачный побег - это личная победа пленного над врагом:

Если, проволоку прорвав,

Ты совершил побег,

Значит - ты заслужил свободу,

Значит - ты человек!

    Свобода и человеческое достоинство имели для пленных глубо1жй смысл. Ради этого они рисковали и расплачивались жизнью. Конечно, из всего сказанного не следует, что пленные только и думали о побегах. Безусловно, нет. Многие из них не думали и не совершали побеги. Они даже не знали о каких-либо попытках к бегству других пленных. Это признают сами бывшие узники.

    

80

    Едва сообщалось о случае побега, как местные органы власти сразу объявляли всеобщий розыск. Описывались точные данные бег* леца, указывался номер его личного знака. Правда, пленные его выбрасывали. Полиция, члены «Гитлерюнгенд» специализировались на охоте за беглецами. Гражданское население относилось к ним крайне отрицательно и принимало участие в поимке советских военнопленных. Оно было напугано сообщениями о побегах пленных, особенно женщины и дети. Идя в лес или поле, они боялись встретить русского военнопленного. Эта опасность усиливалась через мощную пропаганду, оказывавшую влияние на настроение и сознание немцев. Когда появились первые сообщения о побегах русских пленных, это вызвало среди населения сильный страх, который обрастал слухами о зверствах, исходящих якобы от военнопленных. Такая атмосфера специально нагнеталась органами СД. С одной стороны, населению рекомендовалось опасаться бежавших русских пленных, с другой - оказывать помощь вермахту и органам безопасности в поимке военнопленных. К тому же население было запугано суровым наказанием за укрывательство. Наглядный пример. В начале августа 1941 г., после размещения первых советских военнопленных в лагерях рейха, комендант шталага 326 майор фон Падберг обратился к местному правительству Липпе с просьбой опубликовать в ежедневной прессе следующее сообщение: «Объявление. Органы власти просят гражданское население оказать помощь при задержании бежавших русских военнопленных. Немедленно привлечь также полицию и жандармерию или звонить по телефону». При этом указывалось, что любая помощь военнопленным строго наказуема. Население просили немедленно сообщать о любом случае побега пленных20. Из этого объявления следует, что уже в первые недели пребывания в шталаге число побегов было достаточно большим, и это вынудило коменданта обратиться за помощью к местному правительству. Другой характерный случай описывает Б.И. Кондратов. Во время воздушной тревоги из 9-го блока бежали двое военнопленных. Они сумели уйти от лагеря на 18 км. Затем немецкие охотники устроили облаву, и один из беглецов был убит, другого поймали и вернули в лагерь, но он был изрешечен дробью. Фамилия его была Чуб. Помощь населения при поимке бежавших пленных поощрялась. Сначала вознаграждение было назначено в 30 рейхсмарок, позднее оно поднялось до 100 рейхсмарок. К сожалению, нам не удалось выяснить случаев помощи от немецкого населения бежавшим русским пленным. Немецкий историк У. Херберг высказывает мысль, что немецкое население едва ли проявило интерес к судьбе советских «унтерменшей», потому что «практика расизма стала их бытом и ежедневной привычкой»21.

    

81

♦   *   *

    Штамлагерь 326 был не только местом, где умирали, он служил не только в качестве дулага, но и местом борьбы. Ввиду специфических лагерных условий эта борьба приобретала форму Сопротивления. Правда, в 1941 г., в первые месяцы плена, у значительной части военнопленных развивалась депрессия, отсутствие воли к борьбе за жизнь. Голод, болезни, грубые издевательства, убийства, тяжелый труд, жизнь, постоянно висящая на волоске, неудачи на фронте вызывали уныние. Казалось - все кончено, для них нет спасения, так зачем дальше жить? Очевидно, что основная масса красноармейцев, очутившихся в плену, тяжело переживала трагедию своей судьбы. Плен посеял в душах пленных растерянность и неуверенность в своих силах.

    Но в лагерь стали проникать слухи о победах Красной Армии под Москвой, Сталинградом, обстановка и сознание стали меняться. Если в 1941 г. лишь у одиночек возникала мысль о Сопротивлении, то в последующие годы об этом думали уже многие военнопленные. Они боролись за жизнь, чтобы выжить и спасти товарищей по несчастью, не теряя надежды на освобождение. Плен показал, что можно бороться с врагом в любых условиях.

    Лагерное Сопротивление принимало различные формы, проходило в разных местах. Как правило, это были лазареты, больничные бараки, рабочие команды. К формам Сопротивления относились побеги пленных, чтение иностранных газет, слушание радио, помощь в лазаретах, акции саботажа, брак на производстве, аварии, помощь в виде продовольствия, поддержка при распределении на работу и объекты, агитация против вербовки военнопленных в армию Власова, подготовка к восстанию как наиболее развитая форма Сопротивления, захват лагеря. В западногерманской историографии употребляются два понятия Сопротивления: «Widerstand» и «Resistenz» («резиетенц»). В них вкладывается различный смысл. По мнению историка Ё. Остерлоха, понятие «Resistenz», возникшее в дискуссии историков ФРГ по проблемам Сопротивления, из-за своей установки кажется трудно переносимо на военнопленных и насильственно угнанных. В этом подходе недостаточно принимается во внимание фактор мотивации как критерия оценки движения Сопротивления22. Осгерлох критически относится к существующему понятию Сопротивления военнопленных в нацистской Германии в российской историографии, поскольку трактуется слишком широко. Оно включает в себя все, что напоминает несогласие в какой-либо форме с нацистской идеологией или системой господства Гитлера. Автор полагает, что на трактовку понятия Сопротивление в свое время сильное влияние оказали работы историка бывшей ГДР Д. Айхольтца, который включал в него массу

    

82

сознательных и спонтанных поступков, направленных как против политической системы германского империализма, так и против ее экономического потенциала, против террора, голода и постоянной смертельной угрозы23. Быть может, правильнее будет, если историки будут употреблять оба понятия: и «Widerstand» и «Resistenz». Любопытный момент. Уже в приказе ОКВ от 16 июня 1941 г. -«Поведение военнопленных в районе "Барбаросса"» указывалось, что от противника следует ожидать упорного сопротивления даже в плену. Поэтому в приказе требовалось объявить «большевизм смертельным врагом национал-социализма Германии». В отношении военнопленных Красной Армии, в особенности большевистских подстрекателей, предлагались исключительная бдительность, беспощадные и решительные меры при малейшем признаке неповиновения, устранение любого активного и пассивного сопротивления24. Еще резче этот приказ прозвучал в «секретном приложении» к директиве Кейтеля от 8 сентября 1941 г. В нем указывалось, что особенно большой потенциал Сопротивления находится среди пленных советских офицеров, которых следует представить как «движущую силу большевизма». Кто не будет выполнять этот приказ или недостаточно энергично выполнять, к тем применять оружие, как к нарушителям закона. По убегающим военнопленным стрелять сразу, без предупреждения25.

    На основании исследования воспоминаний бывших военнопленных лагеря 326 мы можем определить размеры, характер, формы и результат Сопротивления. Несомненно, советские пленные вели терпеливую и упорную борьбу за свое выживание и, как могли, боролись против нацизма. Конечно, эта борьба не была массовой, и нам не хотелось бы ее преувеличивать. Однако в этой, на первый взгляд незаметной, борьбе погибли тысячи патриотов. Как показывают документы, в шталаге 326 военнопленные организовали подпольные группы из работавших более или менее длительное время на одном месте, в одной и той же рабочей команде и уже достаточно узнавших друг друга. В своих воспоминаниях B.C. Сильченко пишет, что сейчас трудно назвать всех участников сопротивления и раскрыть все формы сопротивления, прошло много лет. Тем более что большинство пленных, которые прибыли в шталаг в 1941 г., погибли. Те, кто в 1941 -1942 гг. вел подпольную работу, остались неизвестными. Часть из них была арестована и отправлена в концлагеря или казнена, а другие выбыли из лагеря или умерли. Например, осенью 1941 г. в лагере был повешен комиссар, фамилия неизвестна. Он проводил агитационную работу против немцев26.

    Центром Сопротивления в шталаге 326 стал лазарет. Советские врачи и санитары шталага иаюлкювали любую возможность относительно самостоятельной работы по уходу за больными, чтобы помочь

    

83

товарищам, которым угрожала серьезная опасность. Помощь заключалась в том, что больные товарищи дольше, чем положено, находились в лазарете. Врачи инсценировали у больных различные болезни, использовали страх немцев заходить в заразные бараки, укрывали в них тех пленных, которых разыскивали люди гестапо, СС или абвера. Врачи и санитары старались скрыть и оставить в лазарете и инфекционных отделениях активных борцов Сопротивления, которым грозила отправка в лагеря уничтожения. Так, долгое время в качестве «больных» в лазарете скрывались полковник СИ. Куринин, майор В.А. Храмов, командиры К.Я. Манушин, СВ. Бахтин, Н.К. Люсов и другие27. В группу Сопротивления входили не только врачи, но и те пленные, которые трудились в отделах картотеки и рабочих командах, в мастерских и на кухне, на лагерном складе пищевых продуктов. Это давало возможность хотя бы немного дополнительно получить хлеба и жидкого супа. Вследствие этого врачи могли улучшить питание недавно оперированных и сильно истощенных больных. Крипшов в своих воспоминаниях сообщает о связи и сотрудничестве между медицинским персоналом шталага 326 и лазарета Штаумюле28. Если до образования групп Сопротивления в лазарете было оставлено 600 - 800 больных, то в конце 1943 г. - от 1 400 до 1 500 человек.

    Все пленные в своих мемуарах пишут о ключевой роли, которую сыграл врач И.Г. Алексеев в организации Сопротивления. Его заслуга в этом деле необычайно большая. Все они характеризуют его как человека мужественного, энергичного, инициативного и деятельного. Скольким он спас жизнь - своим «золотым» скальпелем, своей смертельно опасной деятельностью! Алексеев прибыл в лагерь в 1943 г. в транспорте штрафников. До этого он несколько раз пытался безуспешно бежать. В лагере Алексеев быстро завоевал всеобщее уважение не только у пленных, но также у немцев, которые высоко ценили его профессиональные качества хирурга. До его прибытия, считает Д.Б. Стариков, в лагере не было организованного Сопротивления. Отдельные нападения пленных на немцев не приносили существенного результата, так как эти нападения обычно заканчивались смертной казнью пленных29. Вскоре Алексеев стал руководить группой патриотов, активизировал Сопротивление, установил связи с другими отделами лагеря, сплотил коллектив медицинских сотрудников лазарета. Он также организовал Сопротивление в туберкулезном лазарете Штаумюле, куда были отправлены пленные под видом больных туберкулезом и которых можно было надежно спрятать от гестапо. В результате в Штаумюле активно действовала патриотическая группа, в которую входили врач лазарета С.С Рослач, переводчик Б. Павлов, руководитель аптеки Л.А. Пузенко и другие30. Всего более 10 человек. В рентгеновском отделе работал Герасимович. Немцы старались

    

84

всех больных пропустить через рентгеновский аппарат, чтобы выявить здоровых и выписать пригодных на работу. И здесь они потерпели неудачу. Герасимович находил почти у всех здоровых туберкулез. В лаборатории Н. Глазунов и М. Герасименко подтверждали анализы, что такие-то и такие-то действительно больны туберкулезом, и записывали в историю болезни. Главврач С.С. Рослач всегда поддерживал членов группы Сопротивления. Помимо этого они вечерами собирались вместе в комнате № 5, где обсуждали последние новости, полученные из различных источников, включая радио и разговоры немецких солдат из лазарета. Правда, это было связано с огромным риском и приходилось расплачиваться жизнью, как это произошло с В. Романенко. Он был убит немецким офицером за прослушивание радио. И тем не менее, пленные продолжали по возможности слушать радио и получать свежую информацию31.

    Помимо И.Г. Алексеева, B.C. Силвденко называет следующих активистов Сопротивления: Д.Б, Старикова - в лагерной картотеке, А. Пишалова - в отделе продуктов лагеря, А. Барышева - в отделе подбора пленных для рабочих команд, И.П. Аникеева, Л.С. Манаенкова и других. Они оказывали Сопротивлению огромную поддержку. Так, по требованию врачей Стариков изменял в картотеке фамилию, имя, отчество, воинское звание и номер пленного, которого разыскивало гестапо или абвер. Пленный получал номер умершего, а умершего хоронили под его номером и фамилией. Стариков делал соответствующие изменения в карточке: «умер тогда-то» и перекидывал карточку в ящик умерших, о чем делалась запись в большой книге регистрации. Так, подполковник А.И. Жук прожил в лагере около 3 лет. «Умершего» после известного времени распределяли в рабочую команду, он покидал лагерь и ускользал от абвера. Старикову иногда удавалось от вновь прибьюших советских военнопленных получить русскую газету двухмесячной давности и почерпнуть новую информацию о положении на фронтах войны. Эту газету он приносил в лагерь. Вечером после проверки и отбоя многие пленные читали эту газету 32. Кроме того, Д.Б. Стариков через немецкого шефа X. Фанеширайбера имел возможность получать и читать немецкие газеты. Вечером он пересказывал содержание газет своим товарищам. Как Стариков оказался в группе Сопротивления, он рассказывает в своих воспоминаниях. Как-то один из сотрудников лазарета спросил его: может ли он пришединиться к организации Сопротивления и не хотел бы принять участие в ее работе? Стариков дал свое согласие и вскоре познакомился с И.Г. Алексеевым33. По воспоминаниям бывших пленных лагеря, Старикову многие обязаны своей жизнью. С ним в картотеке работали И. Горченков, Л. Куцевалов и Г. Хольный. В 1943 г. в группу Сопротивления влились врачи, прибывшие в шталаг

    

^ 85_

из минского лагеря для военнопленных: В.И. Разумовский, А. Ступин, С. Поветкин, А. Швейкин, С. Стрелюк. Последний был известным нейрохирургом. Он восстанавливал дефекты нервных стволов конечностей, тем самым спасая людей от инвалидности.

    Руководители Сопротивления смогли установить связи с немецкими антифашистами, работавшими в комендатуре, лазарете и лагерной охране. Они оказывали большую помощь Сопротивлению. Унтер-офицер А. Либель, ефрейторы Ф. Херман, Г. Вангер, К. Мюллер и санитар Ф. Штольц предупреждали пленных об обысках в лазарете и лагере* информировали о посещении руководства лагеря бараков, о предстоящей отправке пленных из лагеря и прибытии новых пленных. Они снабжали пленных немецкими газетами34. Все это помогало принимать меры, чтобы для деятельности подпольных групп не было неожиданных мер со стороны немцев.

    Вспоминая о Сопротивлении в лагере 326, B.C. Силъченко задает несколько острых и интересных вопросов. Первый из них: «Как было возможно проводить работу по Сопротивлению при жестком контроле со стороны гестапо и абвера?»35. Отвечая на него, автор объясняет это следующими причинами. Прежде всего, до 1944 г. врачи относительно редко сменялись, так что они хорошо знали друг друга. Отсюда вытекает вторая причина. Врачи повсюду в лагере устанавливали доверительные контакты друг с другом, достойные «патриотов». К тому же немногие немцы знали и понимали русский язык и поэтому были вынуждены доверить важнейшие посты почти во всех отделениях шталага русским пленным. Очень помогло организации и то, что постепенно в лагере была установлена связь с немцами -антифашистами. Второй вопрос Сильченко сформулировал так: «Была ли деятельность организаций Сопротивления в лагере эффективной9». И отвечает - несомненно, да36. Об этом, как утверждает автор, говорят директивы гестапо о предотвращении усиленной антигитлеровской пропаганды в лагере, а также, соответственно, - саботажа и актов диверсий, необходимость решительного наступления против советских патриотов. Усилились репрессии, а лагерная тюрьма и отдел СС были переполнены заключенными. В 1943 - 1944 гг. увеличились отправки советских патриотов в концлагеря. Гестапо и абвер не скрывали факт Сопротивления советских пленных медиков. В 1944 г. гестапо направило коменданту лагеря инструкцию о строгом контроле за работой врачей, которые пытаются скрыть в лагере здоровых пленных и, следовательно, приносят вред немецкой промьплленности37. Действительно, после этого немецкие врачи усилили контроль за пленными медиками.

    Правда, некоторые пленные, в частности Ф И. Чумаков, в своих воспоминаниях «Как врач, я помогал спасти людей» оспаривает ноня-

    

86 ^~

тие активная «организация Сопротивления», которое часто используют бывшие товарищи по плену. Он пишет, что ему неизвестно, имелась ли в их лазарете или лагере какая-либо активная «организация Сопротивления*. Однако Чумаков признает, что И.Г. Алексееву удалось сплотить медицинский персонал, члены которого крепко держались друг за друга. Мы, продолжает он, все тогда имели одну цель: всеми возможными средствами сохранить жизнь большему числу военнопленных. Этой важнейшей задаче были подчинены все наши действия38. Хотелось бы отметить, что многие отвечавшие на вопрос нашей анкеты о Сопротивлении честно отвечают, что в Сопротивлении не участвовали, участников Сопротивления не знают, да и вряд ли можно говорить о Сопротивлении в лагере. В то же время они признают, что в шталаг 326 приезжали офицеры Русской Освободительной Армии (РОА), агитируя вступать в армию генерала Власова. Однако большинство военнопленных осудили сторонников Власова как «предателей Родины», хотя некоторые из них готовы были вступить в РОА.

    Судя по воспоминаниям военнопленных, абверу и СС все же удалось внедрить своих агентов в группы Сопротивления. Они регулярно засылали в лазареты Штаумюле провокаторов под маской больного. Это привело к многочисленным арестам. Так, в марте 1944 г. лагерной организации Сопротивления был нанесен тяжелейший удар, который привел к провалу всей работы. Неожиданно были арестованы главный врач И.Г. Алексеев, врачи Г.Н. Сперанский, В. Серов, фельдшеры В. Ковалев, В. Повертайленко, писари И. Иванов, И. Аникеев. Аресты коснулись также врачей в лазарете Штаумюле. По доносу провокатора и предателя О. Ланге (русская фамилия -Конюшенко, он был немцем из Поволжской республики) аресту подверглись С.С. Рослач, переводчик Б. Павлов, Л.А. Пузенко, Меркулов, Н. Глазунов, Емельяненко, Губанов, Медведь, Герасимович39. Часть членов группы избежала ареста: М.А. Кришнов (псевдоним -«Мишка-белоруо), М.С. Герасименко («Мишка-плут»), Хазов и другие. Этих данных не было в карточках, и немцы ничего не нашли. К тому же О. Ланге не знал фамилии Кришнова. После освобождения бывшие пленные добились разоблачения провокатора Ланге, и он был казнен. Всего было арестовано 20 активистов. 40 дней их содержали в лагерной тюрьме. Несмотря на пытки и голод, они не предали своих товарищей, отклоняли все обвинения, проявив мужество и стойкость. В мае того же года часть арестованных освободили и вернули на прежние рабочие места. Однако в марте и мае в концлагерь Бухен-вальд были отправлены М.А. Авилов, A.B. Иваникий, Е Бояркин, В. Короткое, П. Сметании, В. Серов и В. Ковалев40.

    

87

Поздней осенью 1944 г. по указанию гестапо последовало обширное «перемещение медицинского персонала между лагерями». Более 50%   врачей,   среди  них   И.Г. Алексеев,   М.А. Кришнов,   Морозов, Г.Н. Сперанский и другие,  были отправлены из лагеря и лазарета Штаумкше   в   шталаг   VI   Хемер,   расположенный   недалеко   от г. Изерлон41. Пленные, как уже указывалось выше, называли этот лагерь «Ямой», или «Адом» (лагерем смерти). До освобождения американскими войсками они работали там на известковых заводах. На освободившиеся места прибыло такое же количество  медицинского персонала из других лагерей. В это же время в лагерь пригнали группу военнопленных, среди которых был полковник С.И. Куринин. Он и возглавил вместо И.Г. Алексеева лагерное Сопротивление. Гестапо рассчитывало этой акцией парализовать подпольную работу медиков, но ошиблось. Перетасовка не дала должного эффекта, прибывшие в лазарет шталага 326 медики оказались такими же патриотами. Вскоре была установлена с ними общность взглядов и они стали выполнять задания лагерной организации. Так, в декабре 1944 г. из Хемера в лазарет лагеря прибыл врач Г.М. Матвеев, уже работавший в нем в конце 1943 г. После нескольких недель он в феврале 1945 г. стал главным врачом вместо И.Г. Алексеева, а затем сыграл важную роль в подготовке освобождения лагеря. Вот что он пишет в своих воспоминаниях. В лазарете действовала организация Сопротивления, в которую входили врачи, офицеры, солдаты, давно находившиеся в нем. Влияние этой  группы  чувствовалось  во всем.   Ее  лидерами  были B.C. Сильченко, В.И. Разумовский, С. Стрелюк и другие. Они оценили мою работу в бараках № 13 и 21 как весьма полезную Родине. При этом Сильченко и Разумовский сказали Матвееву, что русские врачи доверяют ему и что он будет главным врачом лазарета42. С группой сопротивления установил контакт санитар Вебер. Он приносил нужную информацию и с нетерпением ждал падения фашизма. Далее  Г.М. Матвеев сообщает весьма ценные сведения.   В   начале 1945 г. в лагере 326 оказались пленные, которых пешком пригнали из лагерей Восточной Германии. Их состояние было ужасным, они были страшно истощенны. Слабых расстреливали. Всего в лагере и лазарете, по его данным,  в конце марта  1945 г.  было около  12 13 тыс. пленных, из них 1000 человек лежали в лазарете  Смертность в нем резко подскочила. В  20-х числах марта лагерное начальство приступило к формированию колонны военнопленных, чтобы отправить их в центр Германии43. Борьба продолжалась и ширилась. В Сопротивлении участвовали многие сотни военнопленных. Оно перешло границы лагеря и проходило в рабочих командах Билефельда, Дет-мольда, Зальцкоттена, Пардерборна и других юродов   Работать на заводе или фабрике значило прямо или косвенно помогать вермахту

88

Это сознание вело к поискам возможных мер противодействия - саботажу. Пленные обычно, несмотря на угрозы, побои и лишение пищи, работали медленно. Они старались отступать от заданных нормативе« и выпускать бракованную продукцию или портить станки и инструменты. Например, в Билефельде сержант В. Павлов и младший сер. жант И. Романов постоянно выводили из строя 7 станков. Политрук И. Никитин в Гутерслоо неоднократно портил трансмиссию, что вело к остановке группы станков. Лейтенант СВ. Бахтин поджег склад авиационной фанеры, от пожара пострадал и цех обработки. Таких случаев было много. Виновники этих аварий гибли. Так, в Падербор-не были расстреляны военнопленные Протасов, Лазарев, Березнев, Долгов, Чернышов и Пашков, в Ольденбурге - Воропли. Но люди продолжали причинять вред немецкой военной промышленности. Может быть, он был не так велик, но это была посильная лепта советских военнопленных, находившихся в неволе, и давалось это великой ценой. В 1941 - 1945 гг. тысячи советских патриотов были отправлены в концлагеря Дахау и Бухенвальд. Особенно много пострадало в 1943 - 1944 гг., когда активизировалось Сопротивление. Только немногим удалось выжить и дождаться счастливого дня освобождения.

    В марте 1945 г. образовалась боевая группа из офицеров, которая подготовила пленных к захвату лагеря. После его освобождения офицеры вошли в штаб лагеря, возглавили батальоны и роты и проделали огромную работу по организации лагерной жизни до полней ликвидации лагеря.

    

ГЛАВА VIII. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛАГЕРЯ

    На рубеже 1944 - 1945 гг. шталаг 326 выполнял, по сути дела, две новые задачи: функции приемного лагеря для пленных, которых привозили из лагерей оккупированных восточных областей и Восточной Германии; с другой стороны, он служил как опорная база для пленных из Рурской области, которых принудительно гнали на Восток. Два противоположных потока соединились в шталаге 326. До конца марта 1945 г. сам лагерь должен быть эвакуирован, хотя эвакуация так и не состоялась. Рабочие команды в ближайших и отдаленных районах, относящиеся к шталагу 326, продолжали трудиться до 29 марта 1945 г.

    Последние два месяца (февраль - март) были особенно голодными: 125 - 150 граммов хлеба в день, 10 грамм низкокачественного маргарина и 2 литра зеленоватой воды с травой. Вследствие этого резко увеличилось количество отечных больных, окончательно ослабевших физически. В конце месяца немцы вообще прекратили снабжение пленных продуктами. Ненависть к ним и лагерной полиции не могла больше сдерживаться в душах пленных. Участились случаи конфликтов с полицаями, заметно обозначилось брожение среди военнопленных, были отмечены случаи налета на кухню. Вокруг лагеря усиливались посты, устанавливались станковые пулеметы. Лагерное руководство отдало своим солдатам приказ стрелять с вышек из автоматического оружия, пулеметов, бросать гранаты в пленных, если они переступят границы колючей проволоки и вступят на территорию немецких казарм1. В конце марта 1945 г. охранниками было убито и ранено 12 человек. Распускались слухи, что в случае нарушения порядка и открытого бунта в лагерь будут введены войска СС и по пленным будет немедленно открыт огонь. Однако в эти последние дни жизнь в лагере вышла из нормальной колеи. Постепенно разбегались русская лагерная полиция, офицеры и солдаты-власовцы, пропагандисты ВПР (отдел военной пропаганды), сотрудники отдела гестапо и абвера.

    

Кладбище советских военнопленных

ш

    В конце марта была создана инициативная группа офицеров под руководством полковника СИ. Куринина. В ее состав входили капитан медицинской службы В.С, Сильченко, лейтенант СВ. Бахтин, старший лейтенант Н.К. Люсов, полковник медицинской службы Г.М. Матвеев, майор медицинской службы В.И. Разумовский, капитан медицинской службы A.B. Игонин, лейтенант Д.В. Романов, капитан К. Цкаев и другие. 31 марта 1945 г. лагерь фактически оказался в руках военнопленных. Полицейские были разоружены и изолированы. Часть из них накануне бежала. Немцы больше не показывались в лагере, а сотрудники советской инициативной группы свободно передвигались по территории лагеря. В каждом бараке они вели беседы о сложившейся ситуации, предстоящем освобождении и необходимости быть готовыми к борьбе2. Члены группы носили повязки Красного Креста и осуществляли негласную охрану госпиталя и кухни лагеря. В немецком лагере еще находилась вооруженная охрана, а с вышек на пленных смотрели пулеметы, и их нетрудно было расстрелять. Пленных, видимо, выручило то, что комендант лагеря и значи тельная часть немецких солдат, охранявших лагерь, уже сознавали, что наступил конец нацистской диктатуре и что они понесут ответственность за все эксцессы, которые произойдут в лагере.

    Уже 1 апреля стало очевидно, что комендатура лагеря оказалась недееспособной. Ефрейтор санитарной службы Ф. Херман, как связной между комендатурой и советским лагерным руководством, информировал Л.С Манаенкова о смятении среди немцев. Они получили от начальства противоречивые приказы и не знают, как действовать дальше. Действительно, в руководстве VI военного округа наметились два подхода к событиям. Генерал Диппольд, возглавлявший отдел военнопленных, требовал организовать защиту шталага 326 отрядами СС, которые находились в Аугустдорфе. Другую точку зрения высказывал генерал-лейтенант фон Штокхаузен. Он считал необходимым «сдать лагерь без боя»3, прибыв со своим штабом из Рурской области, в то время как генерал Диппольд накануне бежал из Зенне. По причине этих разногласии лагерь остался без руководства. Херман связался с группой офицеров СИ Куринина и договорились о совместной работе по сохранению спокойствия и порядка в лагере. Херман обещал остаться в нем, поддерживать русских делом и советом, а также вести с ними переговоры.

    В этой ситуации полковник Куринин просил Хермана передать коменданту штамлагеря полковнику Беренду предложения инициативной группы. В них речь шла о том, чтобы поддерживать порядок в лагере, полностью удалить лагерную полицию, обеспечить лагерь проектами питания, а нормы питания существенно повысить, передать руководство лагерем в руки советских офицеров, снять пулеметы с

    

92

вышек, убрать немецкие посты и оставить их лишь в качестве наружной охраны, только у входных ворот, передать кухню и продовольственные склады в полное распоряжение руководства группы, для защиты лагеря4. В этот день соглашение между двумя сторонами не было достигнуто. Между тем в лагере находилось более 9 000 военнопленных, 1 500 из которых были в лазарете. Инициативной группе удавалось держать ситуацию под контролем.

Руководители лагеря после его освобождения.

В центре: полковник С. Куринин;

2 й ряд слева направо: майор В. Храмов, военврач В. Сильченко,

офицер Н. Люсов

^ 93

2 апреля последовало повторное предложение коменданту, который согласился на встречу. Он через посредника Хермана пригласил советских офицеров для переговоров. При этом Херман предупредил руководителей инициативной группы, что Беренд даст свое согласие на большинство предложений. Впервые со дня существования штам-лагеря представители советских военнопленных беспрепятственно и без всякой охраны отправились в немецкую комендатуру. Это были полковник СИ. Куринин, военврачи Г.М. Матвеев и Г.С. Сильченко5. С удивлением на них смотрели немецкие солдаты,  пытаясь понять причину появления русских узников. Переговоры были короткие: открыл их комендант Беренд: «Я получил сведения, что русские солдаты хотят взять на себя управление лагерем. Могут ли русские офицеры обеспечить порядок в лагере? Но если будут попытки напасть на немецких солдат, я должен буду силой оружия пресечь их». Между тем, по сообщению Хермана, в момент переговоров создалась критическая ситуация. Зондерфюрер Вагнер с пистолетом в руке остановил его и стал угрожать ему, поскольку тот вел переговоры с русским штабом. Вагнер также хотел знать, где полковник Куринин, чтобы застрелить и его. Он вызвал солдат и офицеров, сослался при этом на исполнение приказа Гитлера и заявил, что берет на себя исполнение данного приказа, поскольку комендант Беренд будто бы отказался от него. Несмотря на угрозы, Херман все же объяснился с Вагнером и заявил, что никогда не допустит, чтобы ввергнуть лагерь в вооруженные беспорядки. Он настаивал также на том, чтобы лагерь был сдан без боя. С большим трудом ситуацию удалось нормализовать. Во время переговоров полковник Куринин сообщил, что в лагере есть штаб, которому подчиняются все военнопленные, и офицеры обеспечат поддержание порядка, но для этого немцы должны выполнить требования инициативной группы, о которых мы говорили выше. Комендант на все предложения советских офицеров отвечал легким кивком головы и кратким «яволь»  («согласен»).  Только на требование о передаче оружия бывшим пленным не последовало  положительного  ответа6. Полковник Беренд сказал, что он подумает и даст ответ через три часа, около 15.00.7 Следует отметить, что комендант немедленно выполнил требование обеспечить пленных продуктами. В лагере уже онгу-Щались   перемены.   Вскоре   штаб   получил   от   коменданта   лагеря соглашение, в котором были включены все требования инициативной группы, за исключением передачи оружия.

    2 апреля, в два часа дня, передовые танковые части американской армии, завершая окружение немецких войск в Рурском котле, вступили на территорию лагеря 326, то есть в тот момент, когда было подписано соглашение между комендантом и советскими офицерами и когда освобождение военнопленных уже произошло. Это было послед-

    

94

ней и удачной акцией группы сопротивления. На гул моторов приближавшихся танков из лагеря навстречу идущим машинам бросилась тысячная толпа худых, голодных, одетых в старье военнопленных. Восторженно встречая американских солдат, пленные кричали русское «Ура!», заглушая гул моторов. Так пришла долгожданная свобода не только советским, но и югославским, польским и французским военнопленным. Это было, пишет A.C. Васильев, великим, может быть самым великим, событием в жизни десятков тысяч пленных8. Немцы всех рангов быстро побросали оружие. Они не бежали от танков, а наоборот, тоже бежали им навстречу, чтобы сдаться в плен американцам. Так они надеялись спастись от возможной расплаты со стороны военнопленных. Хотя вопрос о физической расправе с ними инициативной группой вообще на рассматривался и не обсуждался.

    Здесь хотелось бы привести некоторые эпизоды из воспоминаний американцев о событиях 2 - 3 апреля и об их впечатлении от увиденного. Эти материалы опубликованы в книге К. Хюзера и Р. Отго. Американский журналист Джон Меклин пишет, что, когда американские войска заняли штамлагерь 326, они нашли 9 000 человек, которые, как дикари, боролись за пару караваев черного хлеба. Мы видели, как люди, вцепившись друг другу в горло, дрались из-за горсти муки, разбросанной в грязи. Мы наблюдали, как безумные от голода пленные опустошали бараки от продуктов питания9. Обер-лейтенант Дональд Чане вспоминает: «Войдя в лагерь, мы увидели страшную картону. Несмотря на то, что ситуация в целом находилась под контролем, люди ползали по грязи и собирали хлебные крупинки, которые были просыпаны при первом штурме бараков с продуктами питания. Один из пленных выглядел как скелет, а на его носу находился безобразный нарост. Он выл передо мной, как сумасшедший. Другой пленный что-то разыскивал и, когда нашел кусок несваренной макаронины, стал запихивать ее в свой рот. Здоровенный русский пленный пил пиво, огромные запасы которого оставили немцы, подошел ко мне и попросил сигарету. Когда я дал ему, он схватил мою руку и, сжав ее двумя своими кулаками, стал покрывать влажными поцелуями»10. Как пишет Чане, американцы неожиданно для себя осознали, что 9 000 человек чахнут в нищете и бедствии.

    Далее он рассказывает, что русский военврач-полковник, который хорошо знал ситуацию в бараках лазарета, сказал ему, что более 3 000 пациентов находятся в кризисном состоянии, из них 1 300 лежат в постели. Немцы уже месяц как не дают ему никаких медикаментов. А три дня назад, когда охрана начала нервничать, лазаретные бараки вообще перестали отапливать11. Продолжая, полковник говорил нам, что 4-5 пациентов ежедневно умирало в лазарете, а в лагере - в два раза больше. В последние два дня охраной были расстреяя-

    

95

ны пленные, которые приближались к проволочному ограждению. Полковник повел нас в бараки, которые он мрачно назвал «зоной голода». Они были полны мужчин, которые были близки к смерти от голода. Особенно один из них, который встал по просьбе полковника. Это был дрожащий скелет. Увидев американскую униформу, он разразился судорожными рыданиями12.

    Свобода принесла новому руководству лагеря много забот. Прежде всего, инициативная группа переформировалась в штаб, укомплектовав его окончательно за счет привлечения офицеров: начальник лагеря - полковник СИ. Куринин; начальник штаба, а затем зам. начальника лагеря (ввиду болезни СИ. Куринина) - капитан мед-службы B.C. Сильченко; помощник начальника лагеря по строевой подготовке (позднее - начальник штаба) - майор В.А. Храмов; помощник начальника лагеря по строевой подготовке - гвардии капитан К. Цкаев; начальник отдела кадров и зам. начальника лагеря по политической части - старший лейтенант Н.К. Л юсов; помощник начальника по санитарному обеспечению - полковник медслужбы Г.М. Матвеев; офицер для поручений - капитан медслужбы А.Е. Кутузов; начальник КЗО, позднее - помощник начальника лагеря по материальному обеспечению - гвардии майор В.Ф. Хоперский; начальник отдела агитации и пропаганды - лейтенант Д.В. Романов; офицер для поручений - лейтенант СВ. Бахтин. Штаб наметил планы и меры по обеспечению питания людей.

    Как видно, жизнь лагеря с первых дней стала строиться по положениям и уставу Красной Армии. Весь личный состав был сведен в 16 батальонов, во главе каждого стоял опытный офицер. Война еще не закончилась. Лагерь находился в районе боевых действий. В близлежащих лесах скрывались вооруженные эсэсовцы. Некоторые пленные, самовольно покинувшие лагерь, были убиты. Нужно было поддерживать дисциплину, вести воспитательную работу и серьезную боевую подготовку для дальнейшей службы в армии. Чтобы хоть немного улучшить условия проживания военнопленных, штаб решил занять под жилье немецкий лагерь, а в бараках снять верхние ряды нар. Кроме того, он подыскал новое помещение - бывшие казармы кавалерийского полка Зенне-2, где в каменных корпусах и разместили многих освобожденных пленных. Здесь были: водопровод, хорошая большая кухня, душевые и другие удобства. Серьезная проблема возникла со снабжением продуктами и одеждой, ее нужно было срочно решать. Люди должны были получить все необходимое: белье, одежду, обувь, постельные принадлежности и др.

    

96

Обелиск с Красным знаменем СССР

97

    В лагере, утверждает B.C. Сильченко, находились 10 000 человек, из которых 1 500 больных, которые нуждались в медикаментах и питании13. Помогли американцы. Они, пишет Матвеев, сразу договорились с советским руководством о снабжении бывших пленных продуктами питания. Штаб руководства лагеря поддерживал с ними контакт, смог организовать госпиталь для больных и помочь медикаментами14. Питание стало многообразным и содержательным. Ежедневное количество калорий достигло 3 500 - 4 000. Штабу удалось установить в лагере военный порядок. В течение 4 месяцев после освобождения не было ни одного случая насильственного действия со стороны пленных, не было случая ухода из лагеря без разрешения руководства. Бывшие пленные получили единую одежду, постель и постельные принадлежности. Все больные находились в спецбольницах Лемго, Зальцкоттена и Бад-Липпшпринге. О них заботился советский медицинский персонал. Смертность среди бывших пленных снизилась и их здоровье постепенно улучшалось15. Все меры, принимаемые штабом, привели вскоре к серьезным положительным изменениям ситуации и настроения людей в лагере. Серьезно проводилась политработа и строевая подготовка. Мало того, он стал как бы организационным центром других лагерей, расположенных в Руре и Вестфалии.

    3 апреля руководство штаба посетило кладбище пленных в Шту-кенброк в 1 км от лагеря. Взору посетителей предстала страшная картина: 36 больших массовых захоронений, каждое 116 м длиной и 2 м 20 см шириной. Могильный холм составлял 10 - 12 см высоты и еле-еле возвышался над землей. Несколько могил остались не засыпанными землей, и в них были видны трупы, некоторые полностью голые, часть из них завернута в бумажные мешки. Все умершие были сложены штабелями в 6 рядов. Кладбище не было огорожено, и нацисты собирались запахать его, чтобы скрыть следы своих преступлений. Всего в этих захоронениях лежало 65 000 советских солдат и офицеров, замученных в плену16. Подсчитано, что в течение более трех лет в лагере в среднем ежедневно умирало от голода по 15 - 20 человек. Сотни пленных умерли в последние дни от болезней, незаживших ран и недоедания, когда они не получали питания и медицинской помощи. Американцы спасли изголодавших пленных от смерти. Штаб не мог оставить кладбище в том состоянии, в каком оно находилось, тем более что члены штаба понимали, скоро предстоит возвращение на родину.

    Уже на следующий день после освобождения руководство лагеря решило благоустроить кладбище и увековечить память советских солдат, погибших в лагере 326. Все согласились, что сами советские военнопленные, те, кто остался в живых, будут участвовать в установлении     памятника      Нашлись     свои      архитекторы,      инженеры,

   

98

скульпторы, мастера художественного литья, гранильщики камня, бетонщики. Художник А. Мордань, бывший пленный этого лагеря, предложил штабу свой проект памягника. Одновременно он стал художественным руководителем при его строительстве. Технический проект разработал инженер, майор В.Ф. Хоперский. Им помогал инженер по теплотехнике, капитан Н.П. Смирнов.

    5 апреля руководство лагеря утвердило проект памягника и организовало строительную бригаду из 130 человек. Хоперский стал руководителем всех работ по строительству монумента. В установлении памятника помогал немецкий рабочий и антифашист Генрих Хенке-нёхан. Несмотря на серьезные трудности, 7 апреля начались строительные работы. Те, кто был занят на тяжелых земляных работах -всё недавние дистрофики, - сменялись каждые 10 минут17. Работали с раннего утра и до позднего вечера. Памятник был построен в рекордные сроки: меньше чем за месяц. Без копейки денег, на одном энтузиазме. Он был так велик, что работающих приходилось чуть ли не силой уводить на отдых. Трудная работа делалась столярами - надо было из дерева изготовить три большие, метровые в диаметре, звезды. Они справились с этой задачей. Благодаря настойчивости Л.С. Мана-енкова, удалось отлить в одном литейном цехе необходимые винтовку и каску - воинскую эмблему. Лагерь несколько раз обстреливался эсэсовцами, которые прятались в лесах и населенных пунктах. Через 23 дня памятник был готов и 2 мая 1945 г. торжественно открыт: светлый обелиск высотой почти 10 метров, облицованный мрамором, гранитом и керамической плиткой. В центре по трем его сторонам были прикреплены больше красные звезды. Завершался обелиск Красным знаменем, сделанным из пластического стекла, - флагом СССР*. На обелиске на трех языках: русском, английском и французском написаны слова: «Здесь покоятся 65 000 русских солдат, смертельно замученных в фашистском плену. Спите спокойно, товарищи! 1941 -1945 гг.».

    На открытии памятника присутствовали более 10 000 человек: освобожденные пленные лагеря 326, многие советские граждане из других лагерей, польские, югославские, французские пленные, американские офицеры и солдаты и немецкие жители Штукенброка. Перед

     Во время «холодной войны* Красное знамя с серпом и молотом - национальный флаг СССР - было снято с обелиска, поскольку вызывало недовольство земельного правительства ХДС. Оно было заменено в конце 50-х гг. православным двойным крестом. В 1981 г. памятник был подвергнут реставрации. Бывшие пленные и многие граждане требовали восстановить памятник таким, каким он был установлен в 1945 г. Однако запрет на установление Красного знамени остался в силе.

     

99

памятником медленным шагом, со спущенными знаменами прошли советский и американский батальоны. Траурный митинг, пишет B.C. Сильченко, стал символом объединения народов18. Все подножие памятника покрылось венками, зеленью и ветками. Через неделю работы по благоустройству кладбища продолжились. Перед братскими могилами установили надгробные камни с надписями на русском, английском и немецком языках. Около братских могил и вокруг памятника были устроены щебенчатые дорожки. Территорию кладбища озеленили и обнесли оградой. У ограды кладбища поставили небольшой памятник первым жертвам нацизма в шталаге 326 - советским офицерам и солдатам, расстрелянным в 1941 г. 1 августа 1945г. руководитель русского лагеря Зенне-2 гвардии майор В.Ф. Хоперский и немецкий рабочий Г. Хенкенёхан заключили соглашение, по которому немецкая сторона обязывалась охранять кладбище, ухаживать за ним и за памятниками.

    Вскоре обелиск в память о погибших военнопленных стал памятником всем жертвам нацизма Рура и Вестфалии и местом паломничества советских граждан и иностранцев. В начале 60-х годов кладбищу по поручению земельного правительства был придан новый вид. Оно стало центральным местом военных захоронений. Многие военные жертвы, погребенные в Ostwestfalen-Lippe, были эксгумированы и перенесены в 788 отдельных могил в Штукенброк, из них в 666 военных могилах известны имена погребенных. Таким образом, большинство добавленных жертв нацизма все же не были пленными шталага 326. После реорганизации кладбища оно 23 сентября 1964 г. было передано общественности. Следует напомнить, что кладбище и связанное с ним преступление в Штукенброке долгое время оставались неизвестными. До 1967 г. для посетителей общины едва ли было возможным узнать что-либо о кладбище и его истории. Кладбище советских солдат в Штукенброке - это достойный памятник не только жертвам войны и фашизма, но и оставшимся в живых и потомкам.

    Итак, на обелиске было указано, что на этом огромном кладбище похоронено 65 000 русских пленных. Страшная цифра. И это только в одном лагере. Однако не все с ней согласны. Уже много лет исследователи спорят по вопросу о количестве погибших и похороненных. Указываются и другие цифры: 15 000, 30 000, 36 800, 40 000, 45 000 и, наконец, по британским источникам - 70 00019. Мы согласимся с тем мнением, что, когда называют цифру 65 000 человек, то речь идет об общем количестве погибших в шталаге 326 и двух лазаретах военнопленных Штаумюле и Хаустенбек. Ежедневно повозка следовала из Хаустенбека через, Штаумюле в Штукенброк, собирая умерших. Извозчиком этой повозки, названной «IJekenfahrer», был солдат вермахта, он пользовался дурной славой на всю округу- Он но-

    

100

сил глазную повязку и был постоянно пьяный. При каждом рейсе он вез около 30 трупов20. Дело в том, что умершие в Штаумкхле не были зарегистрированы в лагерной картотеке. На этот факт обратили внимание бывшие пленные вскоре после своего освобождения. Поэтому они суммировали умерших шталага и двух лазаретов и вышли на цифру 65 00021.

    В «Протоколах Штукенброка» говорится, что более 100 000 советских военнопленных, прошедших через штамлагерь, нашли смерть на немецкой земле22. И в наши дни споры о количестве погибших в лагере 326 (VI К) не затихают. Сомнению подвергается общее число жертв шталага: 65 000 человек. Его стараются уменьшить в 2 - 3 раза. В мае - августе 1997 г. на страницах местной печати Штукен-брока развернулась оживленная дискуссия по этому вопросу. В мае в газете «Westfalen-Blatt» появилась статья В. Люке из Падерборна под названием: «Освобождение закончилось в Сибири». В ней он заявил, что в шталаге 326 во время войны погибло не 65 000, а всего около 20 000 советских военнопленных. Это, по его мнению, подтверждают якобы документы в русских архивах. Автор, правда, не указывает, о каких документах идет речь. Люке достаточно жестко ставит вопрос: почему рабочий кружок «Цветы для Штукенброка» и связанная с ним пресса открыто придерживаются фальшивого утверждения, будто в лагере 326 погибло 65 000 человек. Он приводит точку зрения некоторых ученных, доказывающих, что из 310 000 пленных, прошедших через шталаг 326 с лета 1941 по апрель 1945 г., погибло 30 00023. В июле 1997 г. журналист Д. Кемпер в той же самой газете опубликовал дискуссионный материал по этой проблеме.

   , Статьи появились под громкими названиями: «Русские архивы сообщают сведения о жертвах шталага» и «Русский военный архив дает ключ к раскрытию вопроса о жертвах в лагерях». В предисловии к статьям приводится высказывание известного историка Рольфа Келлера о том, что после того как ему удалось познакомится с некоторыми документами о военнопленных в военном архиве в Подольске, он пришел к выводу, что «число жертв среди пленных явно устарело. Первое обобщение документов показало, что количество погибших в лагерях значительно ниже». В опубликованном материале Кемпер тоже приводит оценки многих историков, включая тех, кого мы упоминаем в нашей работе и которые теперь пересматривают свои прежние взгляды. Так, К. Хюзер сейчас придерживается иного мнения. Если в своей книге в соавторстве с Р. Отто он считал, что цифра 65 000 погибших в лагере 326 - «приемлемая величина»24, то ныне он утверждает: «В число 65 000 погибших нужно основательно внести поправки на понижение»25. Хюзер полагает, что со времени издания их книги в 1992 г., источниковая база изменилась. К тому же, мы тогдв

  

ни

не идентифицировали могилы умерших. Правда, он не хотел бы связывать себя одной величиной и потому предлагает число погибших в лагере 326 (VI К) - 30 000 - 35 000 как «верхнюю границу», то есть в два раза меньше по сравнению с прежней цифрой. Учитель гимназии и историк Р. Отто ИЗ Лемго разделяет точку зрения Хюзера о необходимости внести поправку в цифру 65 000 погибших в лагере 326. Сам он не называет конкретных цифр. Рабочий кружок «Цветы для Штукенброка» отстаивает цифру 65 000 человек. Его председатель Вернер Хёнер утверждает: «Число 65 000 пока является действительным. Опровержения пока бездоказательны». Он считает даже, что количество погибших значительно больше. При этом Хёнер ссылается на мнение А. Морданя, автора памятника в Штукенброке. В беседе с ним Мордань заявил: «Мы остановились на цифре 65 000 человек потому, что все исходили из того, что в действительности она может быть еще выше»26. Кружок «Цветы для Штукенброка» не видит оснований для пересмотра уже устоявшейся цифры. Приведем высказывания других участников дискуссии. Майор американской армии В.Р. Калл, отвечавший в апреле 1945 г. за положение военнопленных в лагере 326, сказал автору статей Кемперу, что число жертв пленных колеблется между 30 000 и 100 000 27.

    Интересные суждения высказали историк и руководитель правления документального центра шталага 326 Мюльдорфер-Фогт и Вернер Буш. Первый из них верно заметил, что для него сейчас важнейшим является «символическое содержание жертв». Буш, председатель «Forderverein Dokumentationsstatte Stalag 321 VI К Senne» заявил: «Мы не хотим играть в цифры»28. В интервью газете «Stadtblatt» Буш вновь подчеркнул, что прежние сведения о числе жертв подтверждаются имеющимися документами. И мы сейчас не спешим заниматься арифметическими подсчетами. Для нас важным является тот факт, что кладбище военнопленных здесь, умершие тут. Если действительно удастся доказать, что число жертв шталого 326 меньше, то я буду считать это успехом нашей работы29. В данный момент Буш работает над планом кладбища с целью, чтобы постепенно изучить могилу за могилой и привести их в порядок. Он принимает участие в подготовке документального центра шталаг 326 (VI К) во всемирной выставке «Экспо-2000» в Ганновере.

    В июне и июле 1945 г. почти все оставшиеся в живых советские военнопленные вернулись в Советский Союз. Последний транспорт с бывшими пленными шталага 326 покинул Зенне 28 июля. Лагерь русских пленных был ликвидирован. Перед тем как отправиться в путь, они пришли на кладбище, чтобы проститься со своими погибшими товарищами, которые никогда больше не увидят своих родных и свою родину. На кладбище бывшие пленные дали клятву: «Мы все-

    

102 _^^

гда будем хранить память о наших товарищах, погребенных в Шту-кенброке. Мы будем прилежно трудиться, чтобы помочь родине быстрее залечить раны, нанесенные ей войной. Мы будем рассказывать будущим поколениям об ужасах войны. Мы обещаем активно бороться против любых попыток развязать новую войну и возродшъ нацизм»30.

    Следует упомянуть, что после освобождения в лагере еженедельно издавалась газета на русском языке, которую раздавали всем советским репатриантам. Газета называлась «Советская Родина», и выпускали ее в Варендорфе офицеры штаба связи. Ведущими работниками газеты были капитан В.А. Родников и лейтенант A.C. Васильев. Она издавалась тиражом 7 тыс. экземпляров. До конца репатриации было издано 110 тыс. экземпляров газеты, 6 бюллетеней и 2 листовки. Газета информировала солдат о ситуации в Советском Союзе, о восстановлении народного хозяйства и также о возращении пленных на родину. Так, в номере от 29 июля 1945 г. говорилось: «17 июля было эвакуировано 37 940 советских граждан... Немного позже на родину вернулись остальные советские граждане (50 000). Советские военнопленные были эвакуированы, в первую очередь, из таких промышленных городов, как Дорсген, Реклингхаузен, Гладбек, Воттроп, Гельзенкирхен, так как здесь возникли серьезные трудности с питанием и размещением»31.

    После эвакуации русских пленных американцы использовали лагерь как лагерь пленных для бывших солдат вермахта. Годом позже, в середине 1946-го, его передали британским войскам как лагерь для интернированных немецких военных преступников. Позднее там была создана организация «Социальная работа Штукенброк». Сегодня в этом месте находится земельная полицейская школа. Из старых бараков шталага 326 сохранился только один, остальные были снесены. Из того, что мы видим на фотографиях 40-х гг., уже ничего не осталось. Многое заросло лесом и кустарником. Много новых построек. Все неузнаваемо изменилось. Даже трудно представить, что здесь когда-то был огромный лагерь советских военнопленных, испытавших на себе за годы горького плена столько мучений и страданий.

    

ГЛАВА IX. ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРАГЕДИИ

    Есть раны,  которые не должны заживать.

В. Вайнберг

    Справедливо отмечается, что советские военнопленные оказались жертвами двух диктатур: сталинской и нацистской. В соответствии с идеологическими догмами сталинского режима пленение военнослужащего Красной Армии рассматривалось как преднамеренно совершенное преступление, независимо от обстоятельств, при которых это произошло. Оказавшихся в плену подозревали в измене и предательстве Родины, а статьи Уголовного кодекса 1938 г., касающиеся воинских преступлений, носили ярко выраженный обвинительный и репрессивный характер. Согласно этим статьям, военнопленные и «окру-женцы» (то есть военнослужащие, попавшие в окружение, но не попавшие в плен) подпадали под действие ст. 193 УК: «самовольное оставление части или места службы » (193-7), «побег из части» (193-8), «самовольное оставление части в боевой обстановке» (193-9). Вышедших из окружения офицеров судили по ст. 193-21, а в ст. 193-22 говорилось: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля, влекут за собою - высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества»1. Хотелось бы напомнить о трагической судьбе 5,5 тыс. военнослужащих Красной Армии, как пленных, переданных финской стороной после окончания советско-финской войны в 1940 г.

    Пленение огромной массы солдат и офицеров Красной Армии в 1941 г. объясняется многими причинами. Главные из них - внезапность ударной мощи опытной, хорошо выученной и вооруженной немецкой армии, быстрое продвижение противников в глубь страны, не-

    

104

готовность Красной Армии к оборонительной войне и ее плохая боеспособность, длительные отступления и огромные по масштабам окружения, крупные просчеты и ошибки политического и военного руководства, паника, растерянность, дезорганизация, иной раз по вине неумелых командиров. Много бойцов и командиров Красной Армии попадали в плен безоружными, будучи раненными, контуженными, сбитыми во время воздушных боев, больными, лишенными продовольствия, отдыха и боеприпасов, то есть оказавшимися в крайне сложной, безнадежной и безвыходной обстановке, находясь в окружении, исчерпав все возможности дальнейшего сопротивления германским войскам. Справедливо писал поэт И.А. Медведев, сам бывший узник лагеря Мегордена (Норвегия):

Нет! Без вести я не пропал. Я ранен был и в плен попал, И я не сдался, видит Бог! Старался я, покуда мог.

    В последнее время в нашей печати, да и в исследовательской литературе, утверждается тезис, что с первых дней войны значительное число красноармейцев и командиров шло в плен добровольно, придерживаясь антисоветских и пораженческих настроений и отказываясь защищать коммунистическую власть. По мнению этих авторов, переход на сторону врага был якобы массовым, потому что люди верили, что Гитлер и немцы помогут им освободиться от большевиков2. Никто не отрицает, что были и перебежчики, и случаи сдачи в плен и добровольного перехода. Однако считать это одной из главных причин массового пленения неоправданно и необоснованно. В архивных документах нам не удалось обнаружить доказательств «массового перехода на сторону врага» и «организованного перехода целых воинских частей со своим оружием и во главе со своими командирами». Одному из авторов этой книги приходилось беседовать со многими бывшими военнопленными по этому вопросу. Все отрицают факты массовой добровольной сдачи в плен и массового перехода на строну врага. Их оскорбляет сама постановка подобного вопроса.

    Существуют документы, свидетельствующие о том, что по отношению к так называемым «изменникам Родины» жесткие меры Советским правительством планировались буквально с первых дней войны. Расширялась практика заочного осуждения военнослужащих, оказавшихся за линией фронта, как изменников Родины. Наиболее чудовищным преступлением был совместный приказ НКГБ, НКВД и Прокурора СССР (от 28 июня 1941 г.). Он предусматривал привлечение к ответственности членов семей заочно осужденного изменника Роди-

    

105

ны либо через Военные трибуналы, либо через Особые совещания при НКВД СССР3. Затем последовал печально знаменитый приказ Наркома обороны И.В. Сталина № 270 (от 16 августа 1941 г.), который объявлял советских воинов, находившихся в руках врага, «злостными дезертирами» и изменниками Родины. В нем особенно обращают внимание слова об уничтожении пленных всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи пленных красноармейцев лишались государственного пособия и помощи. Генералы, попавшие в плен, заочно осуждались к расстрелу, а их жены и родители привлекались к уголовной ответственности и ссылались в отдаленные местности СССР4.

    Как видно, принятые приказы до крайности ужесточили репрессии, санкционировали внесудебные расправы с военнопленными, «ок-руженцами» и членами их семей. В измене и предательстве подозревались военнослужащие, которые, рискуя жизнью, в тяжелейших условиях пробивались с боями на соединение с Красной Армией, и даже те, кто на непродолжительное время оказался за линией фронта. И, наконец, в декабре 1941 г. вышло Постановление ГКО № 1069 ее, которое регламентировало порядок проверки и фильтрации вышедших из окружения и освобожденных из плена «бывших военнослужащих Красной Армии» с целью выявления среди них изменников Родины, шпионов, диверсантов. Создавались сборно-пересыльные пункты, куда должны были направлять при освобождении городов и сел «бывших военнослужащих Красной Армии»5. По сути дела, они ставились вне рядов Красной Армии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кроме того, создавались спецдагеря НКВД для проверки «бывших военнослужащих Красной Армии». Они «обслуживали» различные участки советско-германского фронта. Парадокс состоял в том, что партийно-государственное руководство страны рассматривало военнослужащих Красной Армии, побывавших в плену или окружении, как пленных солдат вражеской армии.

    Сталину, похоже, судьба попавших в плен соотечественников была глубоко безразлична. Хорошо известны его высказывания, что «в Красной Армии нет военнопленных. Есть только предатели и изменники Родины», «Советский Союз не знает пленных, он знает лишь мертвых и предателей». Подобные высказывания относились и к другим деятелям партии и государства. Небезызвестный начальник Главного политического управления Л.З. Мехлис считал даже, что каждый советский человек, оказавшийся перед угрозой плена, обязан был покончить жизнь самоубийством6. Судьба тысяч и тысяч пленных была предопределена, а последующие действия вполне объяснимы. Это было чудовищно не только в юридическом, но и в нравственном отношении. По международному праву военшлй плен не считал ел пре-

    

106

отуплением. Кроме того, есть большая разница между понятиями «попасть в плен» и «сдаться в плен». Большинство из пленных в 1941 -1942 гг. именно попали в плен. Позорность формулы Сталина и других заключалась в несправедливом предположении, что все солдаты и офицеры попали в плен из-за собственной трусости. Фактически отказавшись от своих бойцов, Сталин способствовал их массовой гибели.

    Особые отделы НКВД передавали военным трибуналам, а во многих случаях расстреливали без суда и следствия не только настоящих изменников, трусов и дезертиров, но и всех подозрительных и сомнительных лиц из числа вышедших из окружения или отставших от своих частей. Многих военнослужащих, пробивавшихся в одиночку или малыми группами на соединение с частями Красной Армии, как уже указывалось, судили за самовольное оставление части или треста службы в боевой обстановке. Большое количество командиров, вышедших из окружения, было осуждено по ст. 193-21 УК РСФСР - «за самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений, в целях способствования неприятелю». В 1941 - 1945 гг. только военными трибуналами было осуждено 994 270 советских военнослужащих, из них свыше 157 тыс. приговорены к расстрелу7. А ведь большинство бывших пленных и «окруженцев» не совершали на деле никаких преступлений. Печальной оказалась судьба многих советских генералов. В плен попало 80 человек. Из них 23 погибли. Бежали из плена 5, на сторону противника перешли 12. Все генералы были пленены в 1941 - 1943 гг., в основном в 1941-м. Они были заочно осуждены к расстрелу. Известна судьба бывших генералов красной Армии A.A. Власова, Ф.К. Трухина, В.Ф. Малышкина, Д.Е. За-кутного, И.А. Благовещенского, бригадного комиссара Г.Н. Жилеи-кова, после пленения активно сотрудничавших с нацистами, создававших антисоветские воинские формирования. После войны в 1946 г. их как изменников Родины приговорили к смертной казни через повешение8.

    С января 1942 г. бывшие военнопленные и «окруженцы» направлялись после проверки и фильтрации в специальные лагеря НКВД СССР на пополнение трудовых армий, фактически эти спецлагеря представляли собой военные тюрьмы строгого режима. Заключенные там именовались «бывшие военнослужащие Красной Армии*-. Им запрещался выход из зоны, общение друг с другом, переписка и свид* ние с кем бы то ни было. На запросы семей о судьбе этих людей рУ* ководсгво отвечало, что сведений нет. Лишенные, без суд* * следствия, воинских званий, выслуги лет, денежного и вещевого 0> вольствия, они привлекались в обязательном порядке к тяжело*? гфютудительному труду в шахтах, на рудниках, в металлургичеосо* промышленности, на лесозаготовках и строительстве военных ооъв*

    

107

тов. Формально начислявшаяся зарплата почти полностью шла в доход НКВД.

    Советское правительство не поддержало инициативу Международного Красного Креста об оказании гуманитарной помощи своим военнопленным и о содействии в организации помощи связи с ними через нейтральные страны. Это стало весьма подходящим поводом для ужесточения немцами обращения с советскими военнопленными9. Таким образом, советское правительство проявило преступное равнодушие к судьбе военнопленных, не захотело добиваться улучшения положения своих солдат в немецком плену, не подняло голос протеста против их бедственного состояния и несет ответственность за их гибель. Наоборот, оно сообщало только о плохом обращении немцев с пленными. Более того, мир узнал, что в своей стране пленные рассматриваются как предатели и трусы, и немцы данный факт не скрывали от пленных.

    Сталин оказался последовательным в исполнении собственных приказов и в своем отношении к военнопленным. Он не сделал исключения даже в отношении своего сына Якова Джугашвили, который в июле 1941 г. лопал в плен. Вскоре была арестована его жена и освобождена лишь в 1943-м, когда Яков был уже мертв. Сталин отклонил предложение немцев обменять своего сына. Это был не единичный случай. Как известно, в 1947 г. была создана Международная ассоциация бывших узников фаишстский концлагерей. В ней объединились граждане всех стран, пострадавших от фашизма. Эти люди по сей день получают от ФРГ значительную денежную компенсацию. СССР в эту ассоциацию не вошел. И. Сталин изрек что-то в том духе, что нам чужих денег не надо. И вообще: предателям платить?!

    Для болышшства военнопленных наших союзников освобождение из немецкого плена означало возращение к нормальной жизни. Более того, по английским законам, оказавшимся в плену английским солдатам и офицерам за все время пребывания в плену продолжали начислять положенное им жалованье, причем даже с надбавкой, связанной с тяжестью положения, в котором они находились. Судьба советских военнопленных сложилась иначе, жестокое отношение к ним сохранялось и многие годы после победы. Для многих из них страдания не закончились и после 1945 г. Весной победного года им и в голову не могло прийти, что впереди их ждут тщательные проверки органами СМЕРШ, различные ограничения, унижения и ущемления в правах. Фильтрационные лагеря стали для возвращающихся на родину пленных ежедневной жизнью. Кстати, они были распущены только & 1947 г. В бесконечных допросах разыскивали шпионов и предателей. Так могло продолжаться много недель и месяцев. Проверка в системе СМЕРШ, конечно, была унизительна и оскорбительна. Каж-

    

108

дый допрос начинался с вопроса: «Где сдался?». Причем требовался ответ: «да» или «нет». В самом вопросе крылся и ответ. Раз ты был в плену, значит сдался, тогда где? А если следует ответ, что не сдавался, тогда почему ты оказался в плену. Значит, сдался. За попыткой объяснить положение, в котором ты оказался, когда попал в плен, следовал окрик: «Отвечай на вопрос!». Бывшие военнопленные осуждались как изменники Родины за то, что выполняли в плену обязанности врачей, санитаров, переводчиков, поваров и различные работы, связанные с бытовым обслуживанием самих военнопленных. Их наказывали на определенный срок за то, что работал у бауэра или еще где-то, что не бежал из плена. Бывших пленных ограничивали в правах на выбор профессий, места жительства, на получение образования, беспрестанно вызывали в органы НКВД для выяснения каких-либо обстоятельств пребывания в плену, для регистрации и постановки на спецучет, снимали отпечатки пальцев. Поражает тот факт, что в июле 1945 г., уже после Великой Победы над врагом и освобождения пленных, издается приказ НКВД СССР «Об объявлении инструкции о порядке учета и регистрации репатриированных советских граждан». Согласно этому приказу репатрианты, военнопленные и гражданские лица рассматривались как враги государства. Сталинский режим не мог признать, что большое количество людей попало в плен по его вине. Все возвращающиеся военнопленные подвергались проверке и фильтрации, их могли использовать на принудительных работах. Многие бывшие пленные были зачислены в рабочие батальоны НКО, других в соответствии с возрастом демобилизовали, третьих после проверки призвали для продолжения службы в рядах Красной Армии, офицеров, находившихся в плену, а также «власовцев», полицейских и служивших в немецкой армии, в ее строевых и трудовых формированиях, направляли в спецлагеря НКВД. Сотни тысяч бывших советских граждан остались за границей, составив так называемую «вторую миграцию». Общая цифра определяется в 451 561 человека. По утверждению бывшего пленного В.Г. Шеломова, во время прохождения проверки в Бранденбурге летом 1945 г. многие военнопленные вновь бежали на Запад. Причина была одна: грубое и подозрительное отношение к бывшим пленным со стороны советских органов. Сам Шеломов репрессиям не подвергался, но нигде не указывал, что после удачного побега осенью 1944 г. до конца войны служил в американской артиллерийской части. Если бы органы СМЕРШ узнали об этом, то арестовали и посадили бы в тюрьму как шпиона. Вплоть до смерти Сталина все разговоры о трагедии плена расценивались ка* «клевета на Советскую Родину». Существует точка зрения, что поел* окончания войны советское руководство более гуманно относилось к

109

военнопленным противника, нежели к собственным гражданам, вернувшимся из вражеского плена10.

    Приведем печальный рассказ бывшего пленного Н.Ф Колина. В апреле 1945 г. он совершил со своими товарищами удачный побег из плота, встретился с американскими солдатами. После окончания войны американцы передали пленных советской стороне. Всех проверяли, обыскивали, а с офицеров срывали погоны. На каждого была заведена новая карточка. Во время пути на родину, до «места дислокации», проводилось еще три проверки. Сначала эшелон с бывшими пленными прибыл в г. Алкино-2, что под Уфой. Разместили в землянках с двухъярусными нарами. Мы, пишет Колин, снова почувствовал себя пленным. Опять тщательная проверка. Затем работа на уборке картофеля из-под снега. Начался «второй плен». В ноябре 1945 г. бывших пленных отправили в г. Коркино Челябинской области на шахто-строй. Здесь им сказали, что теперь этот район будет их постоянным местожительством. Выезд и переписка запрещены, паспортов не имели. Жили в бараках, кто работал на шахте, кто на стройке. Отношение к бывшим пленным со стороны руководства предприятий было недоверчивым. Только в 1951 г. Колину разрешили вернуться в родные места, к родственникам. Человек, по сути дела, отбывал наказание за несовершенное преступление. И такое бесправие испытали многие.

    В Алкино после возвращения на родину оказался и Н.И. Носов, пробывший в плену в шталаге 326 с сентября 1943 г. и до самого освобождения в апреле 1945 г. Но его быстро освободили, в ноябре 1945 г. Вернувшись домой, стал работать учителем недалеко от г. Минусинска. Однако, как он пишет, с 1946 по 1956 г. он ходил с опущенными глазами, никогда никому не говорил, что был в плену. Нередко вызывали в КГБ г. Минусинска. Испытал на себе унижения, оскорбления, проверки...

    О своей тяжелой судьбе поведал нам и В.А. Токарский. Четыре года фашистского плена, перебрасывали из одного лагеря в другой, где и кем только не работал. В 1946 г. их, репатриантов, отправили в Сибирь, в Иркутскую область. Сам он работал в котельной завода в г. Черемхово, остался там до конца жизни. Достаточно было одного факта пленения, чтобы перечеркнуть всю жизнь человека. Как-то Токарский зашел в кабинет директора завода и попросил перевести его в дневную смену. Директор ответил: ««Вас (бывших пленных) привезли сюда для того, чтобы вы искупили свою вину тяжелым физическим трудом. Иди!». Да, бывшим военнопленным на службе или работе часто приходились слышать: «Не забывай, кто ты есть». В ответах на вопросы, поставленные в нашей анкете (см. приложение), бывшие военнопленные пишут, что до сих пор не могут избавиться от ощуще-

    

110

ния, что они неполноценные граждане. Ведь долгие годы на них смог, рели, как на людей второго сорта. Синдром плат, отмечает П.В. Забодотнов, остается по сей день, при одном только наломина» нии о плене бросает в дрожь.

    Плен был не только проклятием, но и суровой проверкой людей. Он казался серьезным нравственным и политическим фактором, который давил на наше общество вплоть до середины 90-х гг. Таким образом, жестокое, бесчеловечное отношение к военнопленным сохранялось многие годы. До 1992 г. просуществовал пункт в анкете по учету кадров, свидетельствовавший о пребывании в немецком плену. В СССР понятия «плен», «репатриант», были долгое время позорным клеймом, которое по возможности старались скрыть. В любое время этот позор ввиду произвола сталинского режима мог послужить предлогом для наказания за преступление. Читая письма бывших военнопленных, поражаешься, что многие из них были арестованы и осуждены в 1946, 1947, 1948 и 1950 гг., в основном по ст. 58-Б, 58-1Б, на 10, 15 и 25 лет. Затем их высылали в Сибирь, Коми, Воркуту, Карелию, Магадан, на Дальний Восток и Колыму, то есть география высылки была весьма обширна. Осуждали и высылали даже тех, кто после побега из плена участвовал в югославском, итальянском и французском партизанском движении. Рубежом, когда советское законодательство в отношении военнопленных превратилось из репрессивного в правовое, стал 1956 г. 29 июня этого года появился первый документ об амнистии бывших военнопленных. Речь идет о секретном Постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 898490с. «Об устранении последствий грубых нарушений советской законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей»11. Оно было принято по итогам работы специальной комиссии под председательсг-,вом маршала Г. К. Жукова. Он был первый, кто решительно выступал за пересмотр взглядов по отношению к бывшим военнопленным. В этом документе впервые признавалось, что в годы войны и в послевоенный период были допущены грубые нарушения советской законности в отношении военнослужащих Красной Армии и Флота, ока завшихся в плену или в окружении противника. Осуждались проявления огульного политического недоверия к бывшим военнопленным, применение к ним необоснованных репрессий, незаконное ограничение прав, провокационные методы следствия НКВД и не обоснованное привлечение к уголовной ответственности бывших пленных, честно выполнивших свой воинский долг и ничем не запятнавших себя в плену. Объявлялись незаконными репрессии в отношении семей военнопленных, правда, в документе партии и правительств» ничего не говорилось о их реабилитации. Осуждалась практика нез* конного разжалования без суда офицеров, бывших в плену и        *^

    

ш

нии. Впервые партия и правительство признавались в нарушении элементарных прав в отношении военнопленных, в произволе и беззаконии. В Постановлении констатировалось, что после 1945 г. органы безопасности продолжали незаконные ограничения в области трудового устройства, общественной деятельности, при поступлении на учебу, при перемене местожительства. Многим отказывали в восстановлении в рядах КПСС, отчисляли из институтов, не принимали в аспирантуру. Страдали родственники и дети.

    Как пишет бывший пленный А.П. Государев, после демобилизации он не был восстановлен студентом геологического факультета Казанского государственного университета, три курса которого окончил до начала Отечественной войны. В 1951 г. он не был принят на факультет иностранных языков Казанского пединститута, хотя успешно сдал вступительные экзамены. "Подпорченная" биография с позорной отметкой «был в плену» сказывалась негативно в трудовой жизни многих бывших пленных. Все это порождало среди бывших военнопленных и членов их семей настроения обиды и недовольства. Добавим, что во время борьбы с космополитизмом в конце 40-х годов недоверчивое отношение к бывшим пленным и репатриантам еще более возросло. При этом высшие эшелоны власти, прежде всего лично Сталин, питали болезненную подозрительность ко всем, кто побывал за границей, то есть к репатриантам. В Постановлении 1956 г. говорилось об амнистии тех военнопленных, которые добровольно сдались в плен, о пересмотре и отмене всех ранее изданных НКВД и НКГБ приказов и инструкций в отношении бывших военнопленных. Следует отметить, что это Постановление претворялось в жизнь с большим трудом. Оно носило отпечаток настроений того времени и не до конца решало проблемы, связанные с военнопленными и военнообязанными из числа гражданских репатриантов. Постановление было секретным и широкой огласке не подлежало, и многих бывших военнопленных, подпадавших под его действие, оно, к сожалению, так и не коснулось. Не случайно, когда в 1998 г. был проведен опрос бывших военнопленных, то выяснилось, что о Постановлении 1956 г. знали всего 5% опрошенных. Считалось, что амнистия 1956 г. решала все проблемы, и о них старались не говорить. Между тем многие бывшие военнопленные лишались льгот, военной инвалидности и не были упразднены другие ограничения. Да и процесс реабилитации проходил медленно и противоречиво. Он растянулся на 30 с лишним лет, до начала 90-х гг. Поражает другое, что в 80-е гг. у многих бывших военнопленных были отняты удостоверения «Участник ВОВ».

    Только в 1991 г., уже после распада СССР, Верховным Советом России был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий», определяющий порядок рассмотрения вопросов реабшпгга-

   

112

ции незаконно репрессированных по политическим мотивам граждан (в том числе бывших военнопленных). К сожалению, даже после принятия этого Закона не были решены все проблемы бывших советских военнопленных, многие из них не имели льгот участников или инвалидов войны. Поэтому очень важным шагом руководства России по восстановлению законности прав бывших военнопленных стал Указ Президента РФ № 63 от 24 января 1995 г.12 Итак, через 50 лет после окончания второй мировой войны в России бывшие военнопленные были юридически полностью реабилитированы. Однако и об этом «гласном» Указе Президента РФ знают менее 20%. К сожалению, приходоггся констатировать, что сейчас, когда в России функционирует фонд «Взаимопонимания и примирения*, предусматривающий денежную компенсацию, предоставленную правительством Германии разным категориям советских граждан, попавших в фашистскую Германию в годы войны, бывших военнопленных, за исключением тех, судьба которых соответствовала статусу «узников фашистских лагерей и тюрем», лишили этой компенсации. Несправедливость в отношении их была и осталась. Они до сих пор сталкиваются с рецидивами бюрократического равнодушия к себе, обращаясь в военкоматы и органы социальной защиты, в другие государственные организации. Бывшие военнопленные справедшшо добиваются решения проблем материальной и моральной компенсации за нанесенный им ущерб в годы фашистского плена и в годы «второго плена» - после возвращения на родину. А ведь в живых бывших военнопленных, дважды прошедших круги ада, осталось немного, да и те - инвалиды I и II группы.

t