Monday, June 30, 2014

3 М.Е.Ерин Г.А.Хольный Трагедия советских военнопленных история шталага 326

Характерным в его поведении было то, что он боялся притрагиваться к советским военнопленным, обходил бараки не снимая перчаток, отеки на ногах определял при помощи палки. Глёрфельд запретил принимать в лазарет тех пленных, которые были избиты или ранены вооруженной охраной. При этом он аргументировал: «раз они наказаны за непослушание и леность, им нет места в лазарете». Эта жесткая система применялась также в отношении больных пленных, находящихся в лазарете на излечении. «За непослушание» их записывали в рабочие группы или отправляли в тюрьму и концлагерь12.
    До конца ноября 1941 г. дизентерия была, пожалуй, главной причиной смертности в лагере. В то же время обнаружились случаи сыпного тифа. Часто от него умирало по 100 человек в день. Эта болезнь переносилась через вшей. По мнению Хюзера и Отто, в отличие от почти всех других «русских лагерей» в третьем рейхе лазарету шта-лага 326 удалось, благодаря своевременной дезинсекции (уничтожение вшей), воспрепятствовать вспышке массового заболевания и ограничиться несколькими незначительными случаями13. Действительно, уже в июле и августе 1941 г. в лагерь прибыли первые вспомогательные вагоны для дезинсекции из чешского трофейного имущества. Приборов для полной дезинсекции не хватало. Вскоре началось установление мощных современных установок, которые могли производить безупречную дезинсекцию - обработать около 2 000 человек за 24 часа. Русские специалисты из числа пленных под надзором немдев обслуживали эти установки. Одежда обрабатывалась в горячих воздушных камерах, всем мужчинам состригали волосы и они принимали душ. Каждые два человека получали один кусок мыла и одно полотенце14. С середины декабря 1941 до марта 1942 г. лагерь находился на карантине.
     Вспоминая о ситуации в лагере тех дней, В.И. Шиманский пишет, что немцы, очевидно, боялись возникновения эпидемии сыпного тифа, которая могла распространиться также на персонал лагеря и немецкое население. Они решили построить внутри лагеря баню силами французских военнопленных* Монтаж оборудования осуществляли немецкие мастера. Однако караульный не пускал нас ни к французам, ни к немцам. Далее он констатирует, что в лагере была создана спецгруппа пленных, которая проводила дезинфекцию и гигиенический осмотр больных крааюармейцев. Лично он в этой группе работал в качестве механика и обслуживал старую дезинфекционную машину на колесах с маленьким паровым котлом времен первой мировой войны. Машина имела много дефектов, Шиманский должен был ее ремонтировать и постоянно опасался, что она может взорваться, так как котел полностью проржавел. Несмотря на это, он чувствовал себя лучше, поскольку эта работа была легче, чем уборка гряз-
    
57
ной посуды в бараках, хотя голод его страшно мучил. Шиманский считает, что он перенес это тяжелое время и испытания первых лет плена благодаря тому, что накануне войны был спортсменом. Это помогло ему выжить15.
    В 1944 г., когда положение с рабочей силой обострилось, немецкие врачи стали ставить еще больше препон для больных, не разрешая принимать в лазарет и давать заключение о необходимости освобождения от работы при остеомиелите, язве желудка, сильном истощении, с большими отеками и др. Значительно ухудшилось положение больных, находившихся в рабочих командах. Немецкие на-чальники команд принуждали к работе тяжелобольных, явно нетрудоспособных, не пуская их в лазарет. Иногда это приводило к смертельному исходу.
    Лагерный лазарет сыграл большое значение в жизни советских пленных. Здесь не только лечили больных и раненых, но прятали тех больных, разоблачение которых угрожало их жизни. В лазарете могли лечиться истощенные пленные и ослабленные тяжелой и изнурительной работой. Немецкие врачи всеми средствами препятствовали размещению в лазарете здоровых пленных. В этих случаях пленные врачи прибегали к помощи лазаретных бараков № 4, 7, 8 и др. Например, у пленных признавали симптомы острого аппендицита и помещали в хирургический барак № 4 для «операции». Там врачи В.И. Разумовский, И.Г. Алексеев и Белитцкий инсценировали у больных операцию слепой кишки», в области агшендицита на коже живота делали неглубокий надрез, а затем накладывали шов и бинт. Немецкий врач при проверке видел «оперированного» пленного и кроме «гут!» ничего не мог сказать. После известного времени пленных передавали в другие лазаретные бараки, и они могли оставаться на ♦лечении» несколько месяцев16.
    С середины 1942 г. в лагере начал свирепствовать туберкулез. Это был третий вид эпидемии, охвативший тысячи советских пленных. Многие из них стали жертвой этой болезни. Недоедание, плохое размещение и беспощадная эксплуатация были главными причинами. В большом количестве больных переправляли в лазарет Штаумюле, там их изолировали, и тем не менее многих пленных туберкулез унес в могилу. В самом лагере ситуация была очень серьезной. Его руководство было напугано опасностью заражения немецких рабочих. В Регистрационных листах причина смерти умерших указывалась как истощение, сердечная слабость, усталость, или, по медицинским понятиям, - дистрофия. Недоедание достигло стадии дистрофии, затем пленные попадали в лазарет, который в худшие времена вмещал до 1 000 больных17. Бараки № 7 и 8 были отделены от других колючей проволокой. Немцы страшно боялись заходить в эти бараки. В седь-
    
58
мом бараке лежали больные туберкулезом, а в восьмом - заразные тифозные, больные сибирской язвой и другие. Правда, пленные врачи использовали этот страх. Так, врач Гущин размещал в бараке № 1 пленных, которых разыскивали люди абвера. После определенного времени этих «больных» отправляли в лазарет Штаумкше как туберкулезных больных, где их следы чаще всего терялись. В бараке № 8 врач Сильченко «прятал» многих здоровых командиров и политработников, а в карточке болезни записывал «брюшной или сыпной тиф»18. В бараке № 6 врач K.M. Дружков накладывал гипсовые повязки на несуществующие переломы конечностей, и это помогало месяцами держать в лазарете ^травматологических больных». Такую же работу в других бараках лазарета проводили врачи Зайцев, Морозов, Ступин и другие.
    Так пленные врачи помогали своим соотечественникам в лагере. По свидетельству бывшего пленного Ф.И. Чумакова, прибывшего в лагерь в начале 1944 г. и работавшего врачом до конца плена, у советских пленных врачей главной целью было - всеми средствами как можно больше сохранить жизней пленным. Чумаков хорошо знал немецкий язык, делал вырезки из немецких газет, иногда удавалось подслушать разговор караульных и получить интересную информацию, которая затем передавалась другим пленным. По его утверждению, советским врачам порой удавалось заходить в ту часть лагеря, где жили иностранные пленные. Условия их жизни были намного лучше. Среди них имелись высококвалифицированные врачи. Встреча была всегда сердечной, дружественной, особенно с югославами19. К тому же Чумаков писал стихи. Многие из них посвящены трагической судьбе пленных в лагере 326. Сам он переболел туберкулезом, хотя как врач он находился в лазарете в лучших условиях, чем большинство военнопленных. К счастью, заболевание проявилось в 1945 г., уже после освобождения.
     В свою очередь командование VI военного округа в своем распоряжении от 10 мая 1943 г. тоже выражало сожаление по поводу плохого состояния здоровья советских военнопленных и требовало наилучшим образом заботиться о их питании, размещении и хорошем обращении. Беда в том, что это требование выполнялось плохо.
    
raABAVI.
РАБЫ «ТРЕТЬЕГО РЕЙХА»
    Жизнь пленных - тех, кто выжил, до самого освобождения протекала в условиях тяжелого труда и принудительной работы. «Основополагающим принципом» было «выжать из военнопленных такую производительность труда, какую только возможно выжать». От пленных требовалась работа и еще раз работа - при минимальных затратах на их содержание. Труд русских пленных должен быть хорошим, тяжелым и прилежным, так говорилось в официальных инструкциях и памятках. Понятие «Arbeitseinsatz» (работа) относилось только к пленным, которых шталаг после регистрации, как правило, распределял по биржам труда. «Рабы для работы» («Arbeitssklaven»)-советские военнопленные были источником дешевой рабочей силы и настоящего рабского труда. При этом «ценность» их беспощадной эксплуатации определялась результатом вложенного в германскую экономику труда. В воспоминаниях пленных непосильный труд в промышленности, на шахтах, рудниках, военных объектах часто характеризуется как один из методов уничтожения военнопленных. Систематическое уничтожение через труд было изобретением нацистов. Конечно, многое зависело от условий и рода исполняемой работы, от отношения предпринимателей, работодателя и лагерного руководства.
    Уже через несколько недель после начала войны против СССР в руководстве нацистской Германии выявились серьезные разногласия по вопросу использования труда советских военнопленных. Спор шел между идеологами НСДАП и прагматиками в имперском руководстве и руководстве вермахта. Во всяком случае, в конце октября 1941 г. произошел поворот в политике по отношению к ним. Он был связан с огромной потребностью рабочих рук в германской экономике. Не оправдались первоначальные расчеты решить эту проблему привлечением десятков тысяч фронтовиков, подлежавших демобилизации после победы над СССР. Еще в августе 1941 г. руководство вермахта считало, что использование труда русских пленных внутри рейха следует свести до минимума1. Верхушка нацисткой Германии категорически отклоняла использование русских пленных в рейхе, опасаясь засилия «фремдфёлькише» с расовой точки зрения и заражения немецкого населения вирусом большевизма. Но «блицкриг» на Востоке провалился. После поражения немецких войск  иод Москвой и провала  «Плана
    
60
Барбаросса» возникла новая ситуация. Стало ясно, что война продлится дольше, чем было запланировано. Германия переходила от концепции «блицкрига» к концепции длительной войны. Спрос на русских пленных резко увеличился. Нацистское руководство приняло решение об их массовом привлечении в немецкое хозяйство, использовании пленных в качестве «хильфсвилиге» в вермахте, «полиции порядка» на оккупированной территории, в качестве солдат в неславянских «легионах», созданных из пленных, позднее также в русских и украинских военных формированиях.   Это  произошло  только  в  конце
1941 г., когда выявилась крайняя нехватка рабочей силы.  Правда,
плохое питание и состояние здоровья пленных еще не позволяло их
использовать в полной мере. К тому же существовало предубеждение,
что советские пленные не смогут иметь высоких трудовых достиже
ний, оставались предписания запрета обмена западных пленных на
русских.   По  соображениям  расовой  идеологии  на  промышленные
предприятия их старались не брать. Лишь постепенно многие немцы
убеждались, что при достаточном питании и хорошем отношении со
ветские военнопленные представляют ценную рабочую силу. В начале
1942 г. их привлечение стало общепризнанным фактом.
Непосредственную ответственность за использование военноплен
ных на территории рейха ОКВ делило с имперским министерством
труда. Труд пленных использовался также ведомством Ф. Заукеля,
занимавшего пост генерального уполномоченного по труду. Крупные
концерны, мелкие предприятия, крестьяне направляли свои запросы в
соответсгвукшще инстанции, связанные в свою очередь со шталагами
и военными округами. Земельные и местные управления по труду по
мере надобности и поступления распределяли рабочую силу между по
требителями. Таким образом, шталаги являлись базовыми лагерями
для работающих военнопленных.
    Советским военнопленным приходилось выполнять самые различные виды работ. Внутри рейха они трудились на многих предприятиях и объектах вермахта. Из пленных формировали невооруженные «рабочие батальоны», рабочие команды, которые направлялись на тяжелую работу в военную, угольную, горнорудную, строительную промышленность, на предприятия черной и цветной металлургии, на железные дороги и восстановительные работы. Они работали на строительстве дорог, каналов, имперских автобанов, на мелиорации, в лесу, каменоломнях, на торфоразработках и погрузочно-разгрузочных работах, на шахтах и предприятиях Рурской области. Уже во время первой мировой войны русские пленные успешно трудились в германской экономике. Позитивный опыт того времени был использован в 1941 г., в германской промышленности, особенно военной. До поздней осени 1941 г. пленные трудились преимущественно в сельском хозяй-
    
61
  е. По утверждению Ганса Моммзена, несмотря на огромные усилия, в 1941 - 1942 гг. внутри рейка находились только 400 тыс. советских пленных, из них в промышленности трудились не более 167 тыс. человек, хотя к этому моменту в немецкий плен попало 3,35 млн. советских солдат2. В целом же подсчитано, что при соответствующем питании производительность составляла 80%, а во многих случаях достигала уровня германских рабочих, особенно в горной промышленности3. Проблема питания и результаты труда оказались тесно связаны между собой. Сразу хотелось бы подчеркнуть, что в своем подавляющем большинстве советские пленные использовались на принудительных работах в интересах повышения экономического и военного потенциала Германии. Они вносили существенный вклад в немецкую оборонную промышленность, надолго оказавшись в качестве ее важнейшей опоры. Благодаря рабочей силе из оккупированных областей, включая военнопленных, военная промышленность нацистской Германии смогла работать на полную мощь. Без преувеличения можно сказать, что доход в государственную казну, полученный в результате труда советских военнопленных, составил сотни миллионов марок. Сотни тысяч пленных представляли значительный фактор для производства германского вооружения. Там трудилось большое количество хороших специалистов и квалифицированных рабочих. Трудно оценить и выгоду частных предпринимателей в результате применения труда пленных. Для достижения оптимальных результатов в работе советских пленных обучали и подготавливали к работе на шахтах и заводах. Конечно, германское руководство поступало так отнюдь не из гуманных соображений. Оставались идеологический догматизм и внутриполитический расчет нацистских лидеров стабилизировать систему и возместить материальные жертвы, которые требует война, за счет эксплуатации немцами порабощенного народа4. Ведь «высшим принципом» труда советских пленных в рейхе являлась «безусловная безопасность немецкой жизни и гарантия немецкого блага».
    В затянувшейся войне обнаружилась чувствительная нехватка горняков и металлистов. Поэтому инициатива использования труда русских пленных исходила от тяжелой индустрии, в особенности от горной промышленности. Председатель Имперского объединения угля и руководитель концерна «Бергхютте Ост» П. Плейгер с первых дней нападения Германии на СССР требовал использовать пленных в угольной промышленности. С продолжением войны это требование усиливалось. Уже 30 июня 1941 г. Плейгер поставил этот вопрос перед начальником Отдела военнопленных в ОКВ Г. Рейнеке. Просьба Плей-гера в письменном виде была отправлена также генералу Томасу, шефу военной промышленности и отдела вооружений в ОКВ. Ответ был дан только 29 июля 1941 г., и Томас обещал свою поддержку. В
    
_62 ,
целом в этом письме Плейгер требовал выделить 83 тыс. военнопленных5. Таким образом, под напором Плейгера была пробита первая брешь в сопротивлении Гитлера и партийного руководства в вопросе широкого использования советских военнопленных в немецкой угольной промышленности. И в последующие годы он настаивал и добивал-ся предоставления рабочей силы в горную промышленность. Например, 8 июня 1943 г. начальник штаба ОКВ В. Кейтель издает секретное распоряжение о направлении в горную промышленность до 1 сентября 1943 г. 200 тыс. военнопленных, способных к работе на шахтах. Причем указывалось, что все, без исключения, советские горняки, работавшие в любых местах использования военнопленных, должны быть направлены в соответствии со своей профессией в горную промышленность6. В начале июля 1943 г. началась акция под лозунгами «Забойщик» («Ноиег») и «Горный мастер» («Stelger») в поддержку горной промышленности. Ее главная цель - вербовка рабочих среди советских военнопоенных. Изменение обстановки и растущая потребность в рабочей силе вынуждали доставлять в третий рейх все большее число военнопленных. В октябре 1943 г. последовал новый приказ об обращении с пленными. В нем уже говорилось, что обращение с военнопленными, используемыми на работах, необходимо поставить исключительно в зависимость от того, чтобы добиться наивысшей производительности. О них надо не «заботиться», а обращаться с ними так, чтобы была достигнута требуемая цель. Само собой разумеется, что наряду со справедливым обращением сюда относится также и снабжение военнопленных продовольствием и одеждой7. Это не означало, конечно, что в отношении советских пленных были сделаны какие-то послабления. Каторжный труд оставался средством жестокой эксплуатации. Строго наказывались небрежность, леность, непокорность и малейшая провинность. Формы наказания были разные. Беспощадно подавлялось любое сопротивление. Сохранялась изоляция советских пленных от иностранных и немецких рабочих на предприятиях. Они носили одежду с отметкой «SU» и ходили сплоченными колоннами под надзором охранника или маленьким группами под надзором десятника.
    По официальным данным, осенью 1944 г. в экономике «Велико-германского рейха» трудилось 7 906 760 иностранных гражданских рабочих и военнопленных из 26 стран. Из них 2,8 млн. - из Советского Союза8. Более одной пятой всей имеющейся в распоряжении рабочей силы были иностранцы. Из этого числа 45% работали в промышленности и 34% - в сельском хозяйстве На многих военных предприятиях их было более половины коллектива, а в отдельных случаях даже 90% непосредственных рабочих на производстве9. Положение  русских  пленных  было  намного  хуже,   чем   французских,
    
63
бельгийских и голландских. Несомненно, советские пленные представляли для германского хозяйства выгодную рабочую силу. Рабочий день продолжался 10-12 часов с получасовым перерывом пополудни, а начинался обычно в 5 часов утра. Платили им мизерную зарплату. Из 3,16 рейхсмарок, которые расходовались ежедневно на них, пленные получали, как правило, 0,20 рейхспфеннига, так называемые «лагерьгельд» - лагерные деньги, значительно меньше всех других пленных. Они могли их тратить только на территории лагеря. На эти обесцененные деньги пленные едва ли могли что-либо купить в ларьках, специально оборудованных для них. Только в октябре 1944 г. «лагерьгельд» были отманены и заменены нормальным платежным средством. По воспоминаниям самих пленных шталага 326, никакой оплаты труда вообще не производилось.
    В период своего создания шталаг 326, видимо, больше трудился на себя. Настоящие функции штамлагеря он исполнял только в исключительных случаях и скорее служил в качестве дулага для приема, регистрации и «отбора» советских военнопленных. Они оставались там, как правило, несколько недель, проходили дезинсекцию, обследование на инфекционные болезни, а затем их передавали на работу в другие шталаги VI военного округа, чаще в шталаг VI А Хемер. В ноябре 1942 года руководство горной промышленности добилось от ОКВ дереструктуризации системы военнопленных в VI военном округе. Шталаг VI А Хемер был объявлен как «особый лагерь рядового состава для горной промышленности» и «исключительно для приема советских военнопленных, отобранных для горной промышленности в шталагах 326 (VI К), VI D, VI F и VI J». Шталаг 326 (VI К) также получал новые функции. В VI военном округе он стал центральным приемным лагерем для всех советских военнопленных, предназначенных для Рурской горной промышленности. Пленные стали прибывать в лагерь в большом количестве. С 1943 г. шталаг 326 становится фактически «лагерем русских военнопленных», за исключением нескольких тысяч французских, бельгийских и итальянских пленных. В качестве примера можно привести такой случай. Он произошел в октябре 1941 г. На горный край Лилле обрушился снег и начались морозы. Нужно было спасать картофель, сахарную свеклу и брюкв}. Казалось, что дело почти безнадежное. Удалось спасти урожай только потому, что на его спасение были брошены транспортные средства и огромное количество русских пленных. Ежедневно на эту акцию шталаг выделял 600 человек.
     1 сентября 1942 г. шталаг 326 получил собственный рабочий округ. Он охватывал правительственный район Минден и край Лилле. включал в себя рабочие команды, разбросанные по краю. Это составляло около 12 тыс. пленных разной национальности. 4 сентября но
    
64 ^
вым комендантом шталага 326 (VI К) был назначен полковник Эйлер10. С 1942 и до конца 1944 г. судьба шталага 326 определялась как поставщика огромной массы пленных для Рурской угольной и металлургической промышленности. До весны 1942 г. эту задачу он исполнял вместе со шталагом VI С. Кстати, в конце 1943 г. в шталаге 326 появились итальянские пленные. Число их быстро росло. Если 1 декабря 1941 г. наештывалось 1 959 человек, то 1 апреля 1944 г. -уже 2 914, а 1 июля того же года - 3 07311. Для них шталаг 326 служил также приемным лагерем и исполнял функции дулага для дальнейшей передачи в шталаг VI А Хемер. В этой связи хотелось бы отметить, что в лагере Хемер больше всего было советских, французских и итальянских военнопленных. Самая высокая цифра русских пленных падает на 1 ноября 1944 г. - 99 440 человек. В декабре того же года их насчитывалось уже 97 047. Французских пленных было в декабре 1941 г. 24 616 человек, в декабре 1944-го - уже 4 089. Итальянских пленных в декабре 1943 г. насчитывалось 12 369 человек, в декабре 1944 г. - 510, бельгийских пленных в мае 1943 г. было 1 430, в декабре 1944-го - 1 205 человек12.
    Как показывают материалы, значительное большинство советских военнопленных не выдерживало жестокой эксплуатации на Рурских шахтах, учитывая страшное недоедание, тяжелый труд (11 часов в день) и плохие условия размещения. Сколько умерло пленных после нескольких недель или месяцев такой жизни, сказать трудно. Только с 1 июля по 10 ноября 1943 г. в угольной промьппленносги Рура умерло 27 638 пленных13. Среди пленных направляемые на работу в угольной промышленности считались смертниками. Труд на заводе не мог сравниться с работой в шахте, с ее вечной чахоточной сыростью и звероподобными надсмотрщиками, специально набираемыми из уголовников14. Например, смертность среди пленных в шталаге 326 (VI К) доходила в ноябре 1942 г. до 140 человек в день, более, чем зимой 1941/42 г.15 В шталаге Хемер в среднем ежедневно умирало по 100 пленных16. Самая высокая квота смертности падает на советских пленных. Многие из них заболевали туберкулезом и отправлялись в эпидемиологический лазарет Штаумюле, где немногим удавалось выжить. Вот как описывает работу в шахтах бывший пленный Ю.М. Рыбников. После недолгого пребывания в шталаге 326 его отправили в шталаг VI А Хемер, а затем в рабочие лагеря в г. Моёрс (шахта 4 R) и г. Ботроп (шахта № 2). Труд на шахтах, вспоминает Рыбников, был очень тяжелым, а питание отвратительное. Он работал в так называемом «русском забое». Штейгером (горным мастером) был старый и страшно злой немец. Он всегда ползал по забою с рейкой, бил работающих пленных, при этом кричал: «los, los» (давай, давай!). Среди надсмотрщиков был один немец, звали его Чипе. Это
    
65
был зверь, а не человек. Всегда подбирался к пленным незаметно и бил зазевавшихся. Однажды он вместе с еще двумя немцами избил Рыбникова до полусмерти. Друзья по команде вытащили на поверхность и не надеялись, что он выживет. Пленным шахтерам устанавливали такую норму выработки, которую удавалось выполнить лишь на 50 - 70%. Конечно, были пленные, выполнявшие ее на 100% за дополнительную похлебку, но таких было мало. Рыбников приводит печальные стихи, посвященные пленным шахтерам. Он записал их в апреле 1945 г. и сохранил на всю жизнь. Чувствуется, что писал человек, сам испытавший на себе все тяготы и мучения «подземки».
>   Погибшему
Пахнет газом в угольном забое,
Там стучит отбойный молоток.
Кто-то тихо плачет от побоя,
Чей-то льется слабый голосок.
Плачет пленник слабый, изнуренный
От побоев немца-палача.
Немец злой, как деспот разъяренный,
Чаето бьет беднягу сгоряча.
И сидит бедняга на коленях,
Все лицо измазано в крови,
Он в лохмотьях, грязный, на коленях
И весь черный - в угольной пыли.
Он не может слабыми руками
Эти камни тяжкие носить.
Посмотрите на него вы сами -
На ногах бедняга чуть стоит.
Кто его, страдальца, приласкает
И отпустит на родной восток,
Даже мать родная не узнает,
Что в плену погиб ее сынок.
И в печали буйной и мятежной
Не узнает мать о том, где он, может, похоронен...
На этом стихи, к сожалению, обрываются.
    Такой же рассказ о работе в шахте оставили Н.И. Носов и Н.ф. Колин. Из шталага 326 Колина и других пленных в январе 1944 г. отправили в г. Гюльц на работу в шахту. Кормили плохо, пленные трудились по 8 - 9 часов, за малейшую провинность их жестоко наказывали. Основным наказанием, например, было стояние на
    
66
табуретке с бревном на плечах в течение 30 - 40 минут. Не все, кон-ченр* могли выдержать такую форму наказания и падали на асфальт. Бывало и такое. На той же площадке стояла скамья, на нее ложился военнопленный, обнажая спину, а затем его били резиновым шлангом столько, сколько прикажет офицер. Исполнял всю эту унизительную процедуру русский полицай. Потерявших сознание обливали водой. От таких издевательств были и смертельные случаи.
    После предоставления шталагу 326 собственного рабочего округа он превратился в сеть рабочих команд для округа. Пленных брали на работу различные предприятия, фирмы, учреждения Херфорда, Па-дерборна, Билефельда, Лемго, общины, лесное управление Липпе, частные лица, местное крестьянство всех уровней. Много пленных работало на фабриках, железной дороге местного значения, во дворах и на полях крестьян. Они охотно шли туда. Если пленные оставались на ночь, их неплохо размещали и кормили. Некоторые фирмы в районе Штукенброка после перевода их продукции в военную промышленность нуждались в дополнительной рабочей силе. Речь идет о десятках предприятий, куда направлялись пленные. Комендант лагеря был рад, что предприятия и фирмы берут на себя часть забот о пленных. Поскольку питание советских военнопленных было плохое, там, куда их брали на работу, они получали дополнительное питание, восстанавливая таким образом свои силы. Имеются любопытные сообщения, в которых тот или иной руководитель высказывает мнение о работе «своих пленных». Так, в мае 1943 г. руководитель лесного управления Липпе информировал, что теперь производительность советских пленных удовлетворительна. И добился он этого только благодаря использованию всех возможностей, чтобы они достаточно питались. Желание русских пленных трудиться почти во всех случаях хорошее17. Аналогичные сообщения поступали из главного филиала СД Билефельда в Берлин. В одном из них приводились высказывания руководителей двух предприятий: Бентелер-верке и мебельной фабрики Хенрихсмей-ер (Хёфельхоф). Первый констатировал, что на его заводе работает 260 советских пленных, которых охраняют 15 человек. Результат работы удовлетворительный. Однако некоторые пленные настолько слабые, что падают во время работы. Относительно охраны он сообщал, что она состоит не из лучших солдат, которые не считают своим долгом наблюдать за трудовыми достижениями и при этом полагают, что они исполняют чисто военный надзор18. Второй руководитель отмечал, что на мебельной фабрике занято 100 советских пленных. Состояние питания и производительность труда удовлетворительныея19. Хотя в том же сообщении говорилось, что среди населения преобладает мнение: «Палка часто делает среди русских пленных чудеса».
    
67_
    С целью обеспечения контроля над военнопленными в рабочих командах руководство шталага уведомляло компетентные полицейские органы о каждой новой организации, где трудились пленные, о каждом распоряжении рабочих команд с соответствующим трех или четырехзначным номером. Например, в г. Херфорд и районе Виденбрюк рабочие команды имели трехзначные номера, остальные - четырехзначные, начиная с 1 000. Летом 1944 г. в Липпе было 14 рабочих команд с общим числом 718 советских пленных, 4 рабочие команды с числом 186 французских военнопленных и 6 рабочих команд с числом 263 итальянских пленных. Все эти военнопленные подчинялись шта-лагу 326 20. Биржа труда Детмольда в своем обзоре за 11 августа 1944 г. сообщала, что рабочая команда № 1302 из 125 человек работает на фирме «Тевтобургский фанерный завод». Такие рабочие команды с различным числом пленных находились в Лемго, Бломберге, Детмольде, Бад Зальцуфлене, Хёфельхофе при заводе Геа (Geha), в замке Нейхауз, Херфорде и других местах, трудясь на различных объектах21. Из шталага рабочие команды направлялись в Эльзас и Лотарингию, на западную границу Франции строить укрепления. Как вспоминает Н.И. Носов, он вг составе рабочей команды работал близ г. Мец на разборке печально знаменитой линии «Мажино», металл грузили в вагоны и отправляли в Германию. Рейху нужен был металл. Работа была каторжной: от темна до темна/ Спали в том, в чем трудились. Одеты были в старую немецкую форму, на спине пиджака большими буквами было написано «SU». На ногах деревянные колодки. Вшей не было. Одежду сильно прожаривали как в шталаге, так и в рабочих командах. Затем его отправили на шахту в г. Минден. Спустя какое-то время работал на военном заводе» В целом же жизненные условия военнопленных в рабочем округе шталага 326 (VI К) были очень жесткими, но, по меньшей мере, они гарантировали существование в рабочих командах. Их положение и питание было немного лучше, чем в шталаге. Правда, пленных могли €нять с места работы и отправить трудиться в горную промьшшенносгь, что означало для большинства больных верную смерть. Летом 1944 г., вспоминает A.C. Васильев, когда по Германии прокатилась волна новой «тотальной» мобилизации, в Штукенброке перечистили лагерный ревир. Из признанных «годными к труду» доходяг сформировали несколько «рабочих команд», в одну из которых попал и сам Васильев22. Здесь следует отметить, что трудовые отношения в лагерях оформлялись между шталагом и работодателем, а не между пленным и работодателем. Таким образом, советский военнопленный, как правило, не получал трудового вознаграждения. За труд советских пленных в сельском хозяйстве работодатель обязан был отчислять в шталаг за рабочий день 0,54 рейхсмарки.   Общины   и   промысловые   работодатели   платили
    
68 _^
шталагу 0,80 рейхсмарки. Сами советские пленные, как уже указы7 валось выше, не получали даже «лагерные деньги». В конце марта 1945 г., с приближением фронта, рабочие команды шталага 326 (VI К) были распущены, а военнопленных отправляли обратно на восток, на последний «марш смерти», в еще не оккупированную часть Германии.
    Хотелось бы привести еще несколько эпизодов из трудовой жизни советских пленных в шталаге 326. Первый эпизод взят из воспоминаний Д.Б. Старикова о работе в отделе по вопросам труда. Сам Стариков работал лагерным писарем. С ним трудились еще 4 пленных. Стариков хорошо владел немецким языком и возглавлял группу пленных в этом отделе. Они заполняли карточки военнопленных во время их медицинского обследования. После обследования по указанию немецкого врача в карточке обязательно указывалась определенная группа: 1) «физически здоров», чтобы затем отправить его работать в угольную или металлургическую промышленность; 2) «физически здоров, но уже пожилой», его могли послать трудиться на фабрику; 3) «слабый и больной», которых отправляли преимущественно на селъхозработы23. Помимо заполнения карточек, группа Старикова занималась сбором карточек, их сортированием по различным группам, проверкой и передачей немецкой машинистке-стенографистке для переписки на отдельные листы, предназначенные для различных команд. Проверка правильного заполнения карточки состояла в том, чтобы данные о пленном совпадали с главной картотекой, после определения места работы и отправки надо было сделать соответствующую пометку. Поэтому Д.Стариков в рамках своих полномочий мог изменить штемпель о состоянии здоровья того или иного пленного и помочь таким образом получить более легкую работу. Старикову немцы доверяли, и он мог поставить вместо первой группы вторую или третью. В итоге пленных отправляли на работу в сельское хозяйство, где питание было лучше и сам характер работы иной, чем в шахтах и рудниках. Стариков вспоминает, что на первых порах, проделывая такие операции, он испытывал страх и не говорил об этом своим товарищам. Лишь когда узнал их лучше, открыл им свою «тайну». К счастью, он нашел в них своих помощников. Эти были писари И. Горченков, А Барышев и Л. Куценалов24. В своей книге «Мемориал» писатель A.C. Васильев очень высоко и с благодарностью отзывается о Д. Старикове и А. Барышеве. Оба помогали простым и честным людям выжить в этом аду. Скольких они спасли от шахт и застенок абвера и гестапо! Ежедневно, рискуя жизнью, эти писари и мужественные люди обманывали своего «шефа», тайно заменяя лагерные номера и списывая в умершие приговоренных к каторжным работам или тюрьме. Какие только манипуляции они не проделывали с
    
ГЛАВА VII.
ПОБЕГИ. СОПРОТИВЛЕНИЕ
    До конца войны проблема бегства военнопленных оставалась серьезной для вермахта, полиции, жандармерии, органов имперской безопасности и гражданского населения. Согласно Женевской конвенции, побег из плена не должен был вызывать жестоких репрессий, если беглеца ловили. Но только не для советских военнопленных писалась эта конвенция. По убеждению И.А. Дугласа и Ф.Я. Черона, побег - вынужденный опасный поступок, даже акт отчаяния, на который решались далеко не все1. Каковы же причины, вынуждавшие военнопленных совершать побеги, или как мотивировали побег сами пленные? Как реагировали на них ОКВ, служба безопасности и немецкое население?
    Судя по документам и мемуарной литературе, можно выделить несколько главных причин. Прежде всего, это жизненные условия военнопленных, то есть ситуация с питанием, размещением, обхождением, а также условия труда в лагерях и на рабочих объектах. Голод был решающим фактором для побегов. Как уже отмечалось, крайне плохая ситуация с питанием относилась не только к зиме 1941/42 г., но и почти ко всему периоду войны. Только летом 1944 г. питание советских военнопленных было приведено в соответствие с питанием пленных других национальностей. Можно констатировать, что советские воешюпленные на свои жизненные условия всегда реагировали попытками бегства. Побеги с крестьянских дворов, где питание, как правило, было лучше, происходили значительно реже. Пленные охотнее шли работать на село: там они лучше питались. Побеги происходили тогда, когда пленные узнавали, что их временное пребывание на селе скоро закончится и они должны вернуться в рабочие команды, направляемые в промышленность. Эта тенденция наблюдалась биржей труда заграница/абвер много месяцев и констатировалась весной 1943 г.2 Особенно много попыток бегства, краж со взломом в поисках
    
12
продуктов питания, обуви и одежды было совершено осенью и зимой~ 1941 г.
    Возможности побега возникли после расширения фронта работы для шталага, прежде всего во время рабочего времени из рабочих команд. На эту возможность, кстати, указывало командование VI военного округа в сентябре 1942 г. Если к маю 1942 г. случаи побегов с рабочих мест от общемго числа побегов составляли 45% в месяц, то в августе того же года они увеличились уже до 67%. Побеги с рабочих мест были более легко осуществимы, чем из самого лагеря, убежать из которого было невероятно трудно. Хотя и такие случаи были. Лагерь, как уже упоминалось, был обнесен двойной изгородью из колючей проволоки, к тому же ночью освещенной. Это ограждение затем было внутри усилено дополнительной проволокой, которую пленным в случае побега было трудно преодолеть.
    К причинам побегов исследователи относят постоянные бомбежки английской авиацией. Они представляли для пленных опасность и были сильным физическим и психологическим напряжением, а наряду с плохим питанием воздействовали на общую жизненную ситуацию.
    Особое влияние на поведение и настроение военнопленных оказала Сталинградская битва и грандиозная победа в ней Красной Армии. До этого среди пленных было широко распространено мнение, что Германия выиграет войну против СССР. Теперь возникла надежда на победу Красной Армии над жестоким врагом3. Кстати, для большинства немцев после Сталинградской битвы стало ясно, что Германия войну проиграла. Многие стали задумываться о предстоящей расплате за содеянное ими лично или Гитлером. Следует отметить, что советские военнопленные были хорошо информированы о ходе войны, многочисленные разговоры и слухи среди них влияли на поведение. Вторым крупным событием после Сталинграда, принципиально повлиявшим на настроение военнопленных, было вторжение союзнических войск в Нормандию в июне 1944 года. Увеличилось количество побегов, поведение на работе стало недисциплинированньш. Эвакуация лагерей военнопленных внутри рейха, особенно в начале 1945 г., также была использована для побегов.
    Нельзя исключить патриотический мотив побегов военнопленных, чаще с объектов военной промышленности, связанный с убеждением, что они работают на страну, армия которой напала на их родину, разрушает города и села, опустошает поля, уничтожает женщин, детей и стариков4.
    По мнению Сильченко, большинство попыток бегства закончились неудачей. Пойманных жестоко били, бросали в лагерную тюрьму или отправляли в концлагерь5. Многие погибли. О дерзких побегах советский военнопленных из лагерей и рабочих команд постоянно сообща-
    
_ 11
лось в газетах и еженедельных журналах. В некоторых сообщениях были фотографии, имена и годы рождения бежавших. О побегах немедленно извещалось руководство полиции, соответствующего округа, а также ближайший полицейский пункт. В особых случаях, например при массовом побеге или при волнении и саботаже, могли быть вызваны на помощь жандармерия или полиция. Возросшее число побегов вызывало беспокойство официальных властей. Чтобы облегчить опознание советских военнопленных и их возвращение, ОКВ а распоряжении от 16 января 1942 г. приказало клеймить пленных на левом предплечье. Другим распоряжением - от 20 июля того же года ОКВ приказывало ставить клеймо даже на ягодице, на расстоянии «примерно шириной в ладонь от заднего прохода»6. Несмотря на это побеги продолжались и непрерывно росли. По законам военного времени любой, бежавший из плена, считался преступником. Военнопленные это знали.
    Чтобы понять проблему побегов, приведем несколько фактов и цифр. В сентябре 1942 г. ОКВ сообщало о числе бежавших за опре-деленный период времени7:

Офицеры
Унтер-офицеры и солдаты
В августе 1942 г. бежали
441 (285 советских)
14 142 (5110 советских)
Из числа бежавших вернули
142 (38 советских)
9762 (2336 советских)
Общее число военнопленных, бежавших успешно с начала войны в зоне ОКВ
1175 (678 советских)
77628 (35208 советских)
    Подсчитано, что в среднем ежемесячно с начала войны успешные побеги в зоне ОКВ совершили примерно 2 400 советских пленных. По другим данным, только с 1 сентября 1942-го по 30 апреля 1944 г. предпринято 30 808 удачных попыток бегства. Это соответствует среднемесячной оценке 1 500 бежавших8. По утверждению известного немецкого историка У. Херберта, число побегов с осени 1943 г. примерно составило 45 000 в месяц9, и они стали опасной проблемой для государства. Побеги наносили вред военному хозяйству Германии. Общее же число бежавших советских военнопленных составляет, но одним данным, - 400 000 человек, по другим - 500 000 10. Точная цифра, как видаю, не установлена. Тем не менее по числу распоряжений ОКВ и имперских органов безопасности можно приблизительно предположить, что в ходе войны обнаружилась тенденция постоянного роста числа побегов. ОКВ и Гиммлер были сильно встревожены по-
    
74
добным развитием событий и остро реагировали на это. Они принимали меры, чтобы воспрепятствовать побегам. Кроме того, нацистское руководство испытывало страх перед политическим влиянием военнопленных на немецкое население11.
    22 сентября 1942 г. ОКВ издало секретный приказ о побегах12. В нем говорилось, что ежедневно из-за побегов теряется около 620 000 рабочих часов, а на большом пространстве рейха шатаются без надаора сомнительные элементы и причиняют огромный вред. На основе оценок всех происшедших побегов ОКВ составило каталог мер с целью воспрепятствовать дальнейшим побегам:
     - охранникам чаще использовать огнестрельное оружие в отноше
нии беглецов;
     - чаще осматривать места расквартирования военнопленных, при
этом не делать различия между жильем офицеров и рядовых;
     - пленным запрещалось присваивать нужные для побега инстру
менты, предписывалось непосредственно после окончания работ сда
вать ручные инструменты лагеря;
     - с целью ужесточения контроля за настроением пленных требо
валось усилить почтовый надзор.
    В заключении приказа настоятельно указывалось на то, что в отношении советских военнопленных, в отличие от пленных других национальностей, при попытке бегства стрелять без предупреждения. Приказ требовал от солдат и чиновников, связанных с системой плена, ответственно и серьезно исполнять свой долг.
    Руководство военных округов также принимало меры для предотвращения случаев побега и саботажа. Пленным, например, запрещалось иметь немецкую и иностранную валюту. Они носили только свою одежду, гражданская запрещалась, которая, включая рабочую, была помечена большими буквами «SU» белой масляной краской. Ночью пленным запрещалось работать, чтобы предотвратить побеги и саботаж.
    Несмотря на принятые меры, число побегов росло. Исходя из этого, в декабре 1942 г. Гиммлер издал распоряжение, в котором выражалось опасение нацистского руководства в связи с растущим числом побегов, опасность угрожающая общественной безопасности. Нельзя исключить также и опасность создания банд из бежавших военнопленных. Поэтому, говорилось в распоряжении, каждый, будь то служащий, солдат или рабочий вспомогательной службы, должен участвовать в розыске бежавших пленных. Каждый должен осознать, что любой беглец означает помощь вражеской военной и экономической силе, а его потеря в рейхе вредно действует на продукцию военного характера. К тому же любой удачный побег может служить примером для других рабочих или военнопленных. В рамках так называемого
    
75
«боевого розыска» («Kriegsfahndung») Гиммлер потребовал от сил порядка запланировать срочные и усиленные меры по розыску военнопленных. В силу этого дополнительно в каждом военном округе 20 мужчин, бывших участников первой мировой войны, 1896 -1899 годов рождения, призывались на караульную службу. К розыску должны подключиться гестапо и полиция. В особых акциях поиска должны участвовать члены нацистских организаций. В рамках «боевого розыска» проводился так называемый «поперечный розыск» («Riegelfahndung»), инициированный самим Гиммлером. Кроме того, при управлении Имперской криминальной полиции был образован «центр боевого розыска», служащий для координации всех мероприятий по розыску бежавших пленных, особенно офицеров. В «центре» собирались анкетные данные, фото и отпечатки пальцев всех пленных офицеров, представлявших большой потенциал сопротивления13.
    Много побегов было совершено летом 1942 г. из рабочих команд шталага 326. Охране было дано указание: в беглых советских пленных стрелять без предупреждающего окрика и выстрела. За первый побег (если не было отягчающих обстоятельств) отправляли, практически бессрочно, в штрафную каторжную команду, за второй - полагался расстрел. Использовался любой случай к бегству, как правило спонтанно и без большой подготовки. Конечно, были случаи, когда побег заранее готовился, особенно групповой. Безусловно, он в чужой стране был сопряжен с огромными трудностями: питание, незнание языка, без денег, как избавиться от лагерной одежды, отсутствие гражданской. Пленные плохо знали страну, местность и людей. Для того чтобы бежать, нужно было обладать и другими качествами: смелостью, навыками ориентировки и хотя бы относительным здоровьем и физической выносливостью. Поэтому побеги на длинные расстояния, вплоть до своей родины, были почти исключены. Многие ш них уже через несколько дней или недель были снова пойманы. Кстати, сами пленные считали попытки бегства одной из активных форм сопротивления и протеста против их угнетения и унижения. Часто униженные, отчаявшиеся пленные совершали самоубийства.
    В воспоминаниях самих пленных приводятся многочисленные драматические и трагические случаи побегов. По словам B.C. Сильченко, из трудового лагеря в Билефельде бежали офицеры Г. Иванов, И.В. Мамонтов, Д.Б. Стариков. Из лагеря 326 совершили побег лейтенант В. Шиманский, старший лейтенант В. Касатклн, врачи Н. Асонов и А. Курбатов. Вскоре все были пойманы. Трагически закончился побег И. Егорова. Он был ранен, в тяжелом состоянии отправлен в лазарет, а затем в тюрьму. Там Егоров и умер. В марте 1944 г. старший лейтенант М.А. Авилов, лейтенанты A.B. Иваницкий и Е. Бояркин,  младшие лейтенанты В. Коробков и
    
76
П. Сметании за пропаганду и подготовку побегов были отправлены в концлагерь Бухенвальд. Н.И. Аллянов после второго неудачного побега оказался в лагерной тюрьме, побывал в руках гестапо, а в декабре 1942 г. был отправлен в концлагерь Бухенвальд. Чудом остался в живых.
    Интересные факты приводит в своих воспоминаниях М.А. Кришнов. Он пишет о побегах пленных из лазарета Штаумюле. Осенью 1943 г. был совершен групповой побег медицинского персона* ла. Он был хорошо подготовлен, продуман и совершен во время обеда караульных. Это был отважный побег, проведен необычно быстро и неожиданно. Побег был обнаружен охраной не сразу, а только в часы вечерней проверки. Как констатирует Кришнов, побег был подготовлен «посвященными патриотами нелегальной работы»14. Аналогичный побег из лазарета во время обеда, среди белого дня, совершил Г. Ортов. Из самого лагеря, пройдя колючую проволоку, бежали врачи П. Злобин, В. Сайко, политофицеры Г. Кузьмин, Н. Чернышев и другие. Кришнов полагает, что бежало 10, а может и больше человек. Фамилии многих он уже забыл15. Через два месяца часть бежавших была схвачена^ и они оказались в тюрьме лагеря 326. Затем их зверски избили. Палками был насмерть забит В. Сайко. Часть бежавших вернули в Штаумюле, где их так же жестоко избивали. Позднее некоторые из бежавших были отправлены в шталаг Хемер16. Несмотря на жестокость и грубость караульных, побеги продолжались группами по 2-3 человека. С ростом попыток бегства немцы вынуждены были увеличить вдвое число караульных.
    Весьма драматически выглядит история побегов В.И. Шиман-ского и его друзей. Первый побег Шиманский и Дорошенко совершили в апреле или мае 1943 г. из рабочего лагеря, оттуда легче было беясать. Побег готовился: были найдены карта Веегфалии, компас и две пары обуви17. Через неделю беглецов схватила полиция, доставила в гестапо, где их допрашивали. Им пришлось врать, доказывая, что они гражданские лица, перемещенные в Германию. Свои фамилии они исказили. Поверили ли в гестапо, Шиманский не знает, но факт тот, что они остались живые и их отправили на работу к крестьянам18. Второй побег совершили уже втроем с полевых работ: Шиманский, Дорошенко, и Я. Филатов. На следующий день на станции Нортхайм они натолкнулись на транспортную полицию. Дорошенко был схвачен. Шиманскому и Филатову удалось убежать под покровом ночи, хотя по ним был открыт огонь. Через несколько дней и они попали в руки ночной охраны и были отправлены в г. Гёттинген. Допрашивали в гестапо, где их сильно были палкой. Через две недели беглецы оказались в международном штрафном лагере I^ahde. (лагерь трудового воспитания), расположенном недалеко от се-
    
77
годняшнего г. Петерсхаген. Как пишет Шиманский, в течение месяца они работали в каменоломнях в нечеловеческих условиях. Их сильно избивали, над ними издевались. Затем его и других пленных перевели в штрафной лагерь под Хильдесхаймом. Режим был в нем терпимым. Через неделю их послали работать на маленькое деревообрабатывающее предприятие в городок Lamspringe, где он снова встретился с Дорошенко. Третий, успешный; побег Шиманский и его друзья совершили в апреле 1945 г., через день после побега попали к американским солдатам, где и были освобождены. Так удачно закончились их приключения. Они вернулись в освобожденный лагерь 326 и в мае англичанами были переданы советскому командованию. В течение месяца проходили тщательную проверку, а затем вновь служили в Красной Армии, в 71-м строительном отряде в Берлине19.
    В воспоминаниях бывших пленных отмечается, что весной 1945 г. совершить побег было легче. Многие их них оказались удачными. Бежали на запад, навстречу американским войскам. Американские солдаты приветливо встречали беглецов, относились к ним доброжелательно, дружески, хорошо кормили, одевали. Кстати, американцы вели агитацию среди советских военнопленных остаться на Западе, предупреждая, что их ждет на родине. В феврале - марте 1945 г., пишет Б.И. Кондратов, всех пленных 9-го бокса СС было решено первыми эвакуировать из лагеря. В пути погибло 10 человек, в том числе четверых застрелили в лесу. Они не могли идти. Еще один военнопленный был убит при попытке побега. Самому Кондра-шову и двум его товарищам побег удался, и они вышли на американских солдат. Те уже в местечке Леопольшталь собрали около 200 бежавших пленных. Из лагеря 326 бежали и тогда, когда он был, по сути дела, в руках самих военнопленных. По свидетельству И.Я. Жолобова, 1 апреля 1945 г. группа из 20 человек совершила побег из шталага, разоружив конвоира.
    Хотелось бы остановиться еще на одной, весьма примечательной, истории побегов. Речь идет о Георгии Хольном. В лагере 326 он был известен под именем лихой «Жорка- Bei лец», или ^Жорка-Счастливчик». О том, как готовились и совершались им побеги, частично он рассказал сам в своей рукописи. Его судьба похоже на судьбы многих других военнопленных. Хольный попал в плен в августе 1941 г. в районе Смоленска, когда дивизия, в которой он воевал, попала в окружение. Тяжелые бои, контузия и плен. Временный лагерь военнопленных под Рославлем. То, что он увидел и испытал в лагере, заставило его совершить побег, связанный с большим риском. Однако Хольный вскоре снова оказался в плену. Это лагерь военнопленных в Вязьме, где ежедневно умирало по 20 - 30 человек. В лагере царил голод. Наблюдались случаи каннибализма, издевательства охранников.
    
78

No comments:

Post a Comment